Нужно дождаться подходящего момента. Он ждал его уже давно и будет ждать дальше. Сперва он потратил все свои деньги, потом жил на то, что удавалось занять у друзей. Теперь каждый прожитый день становился чудом. Он ел в благотворительных кухнях. Старые друзья давали ему немного денег, поношенные рубашки, брюки, пару дырявых ботинок. Он жил как животное, как живут кошки, собаки или крысы, которых он в последнее время узнал очень хорошо. Лежа в темноте, Лейба продолжал представлять себе эту чудесную картину: Рушка, смертельно бледная, лежит на полу, раздетая, со спутанными светлыми волосами, и из ее живота торчит рукоятка ножа. Она начинает кричать, стонет в агонии, пытается защитить себя, широко открывает свои голубые глаза. А он, Лейба, давит ей на грудь ботинком и спрашивает: «Ну, все еще ничего, да?»
2
Лейба проснулся. Последние несколько дней пролетели в каком-то тумане. Он не знал, день сейчас или ночь, вторник или четверг. Или, возможно, уже Суббота. Водки больше не осталось, и он курил свою последнюю сигарету. Ему снился длинный сон, конечно же, о Рушке. Во сне он душил ее и в то же самое время занимался с ней любовью. Словно было две разные Рушки. Сначала он попытался как-то объяснить этот бессмысленный сон, но потом просто махнул на него рукой. «Неужели я заболел? — удивился Лейба. — Забавно будет, если я умру в этой дыре и Рушка придет на мои похороны. Но даже и после смерти я встречу ее и задушу…»
Через некоторое время он замерз и снова проснулся. Он потрогал свой лоб, но лоб был холодным. Слабость исчезла, к нему вернулись силы, вдруг захотелось одеться и выйти на улицу. «Хватит сидеть в этом подвале!» — сказал он себе. Он попытался зажечь лампу, но не смог найти спичек. «Ладно, будем одеваться в темноте», — подумал он. Одежда была холодной и застывшей. Пробираясь на ощупь, он нашел брюки, обвисший пиджак, сапоги с широким козырьком. Судя по тому, как было холодно в подвале, на улице наверняка шел снег. Поднявшись по лестнице во двор, он увидел, что сейчас ночь. Не было ни снега, ни дождя, но булыжники влажно блестели. «В некоторых окнах еще горит свет, значит, сейчас не слишком поздно, — подумал Лейба. — Я проскочил несколько дней!» Немного пошатываясь, как после тифа, он вышел за ворота. Все лавки на улице уже закрылись, ставни были опущены. Над металлическими крышами висело тяжелое небо, готовое вот-вот просыпаться холодным снегом. Пока Лейба стоял в нерешительности, дворник закрыл ворота. «Что, интересно, сейчас делает Рушка?» — подумал он. Он догадывался, что она делает. Наверняка сидит себе с Лемкиным-парикмахером и ест второй ужин. Горячие булочки, хрустящие на зубах, хлеб с горчицей или чай с вареньем. Печка горит, фонограф играет, телефон звонит. Собрались все ее друзья: аптекарь Лазарь Цитрин, Кальман из некошерной мясной лавки, рыбак Бериль Бонд, Шмуэль Зейнвиль, музыкант из венского оркестра. Рушка улыбается им своей щедрой улыбкой, показывает ямочки на щеках, как бы невзначай поддергивает подол платья, так, чтобы они могли видеть ее круглые колени, красные чулки, оборку панталон. Она даже и не думает о нем, Лейбе. Шлюха, воровка… даже смерти для нее мало. Лейба почувствовал, как что-то скользит в его сапоге. «Я взял с собою нож», — удивился он. Но с ножом он почувствовал себя спокойнее. Для него он даже купил кожаные ножны. Нож стал его единственным другом, и с его помощью он расплатится со всеми долгами. Лейба засунул ножны поглубже в сапог, чтобы лезвие, не дай Бог, не вылезло и не оцарапало ему щиколотку. «Может, мне заявиться туда прямо сейчас?» — подумал он. Но это была просто фантазия. Надо дождаться, пока она останется одна. Лучшее время — это утро, когда Лемкин уходит в парикмахерскую, а служанка Цыпа — на рынок за покупками. Рушка все еще лежит в постели, дремлет или слушает пение канарейки. Она любит спать голой. Он откроет дверь в квартиру дубликатом ключа, тихо войдет в ее комнату, сдернет одеяло с кровати и спросит: «Ну, Рушка, ты все еще ничего? Да?»