Прошел час или два, хотя вполне возможно, что и три, — какое это на самом деле имеет значение? — когда внезапно Шошу разбудил голос Шмуэль-Лейбла. Она услышала, как он шепчет ее имя, и открыла глаза.
— Что случилось?
— Ты чиста сегодня? — пробормотал он.
Она задумалась и ответила:
— Да.
Тогда он встал со своей постели и пришел к ней: его охватило желание. Сердце громко стучало, а кровь бежала по венам быстрее обычного. Он чувствовал давление в пояснице. Первым его порывом было овладеть ею немедленно, но затем он вспомнил, что Закон предписывает мужчине перед тем, как он соединится с женщиной, сказать ей несколько ласковых слов, и начал говорить о своей любви к ней и о том, что вполне возможно у них еще будет сын.
— А дочь тебя не устроит? — спросила Шоша, и он ответил:
— На все воля Божия, мы будем рады в любом случае.
— Боюсь, что для меня это уже невозможно, — вздохнула она.
— Почему нет? — возразил он. — Праматерь Сара была гораздо старше тебя.
— Как ты можешь сравнивать меня с Сарой? Тебе лучше развестись со мною и найти новую жену.
Он остановил ее, приложив палец к ее губам.
— Даже если бы мне пообещали, что я стану править над двенадцатью коленами Израилевыми и над утерянным тринадцатым, я бы и тогда тебя не оставил. Я не могу даже представить себе, что буду с другой женщиной. Ты — жемчужина моей короны.
— Что ты будешь делать, если я умру? — спросила Шоша.
— Господи, прости, что ты такое говоришь? Я умру от горя, и нас похоронят в один день.
— Не кощунствуй. Ты переживешь даже мои кости. Ты мужчина. Ты сможешь найти себе кого-нибудь еще. А что мне делать без тебя?
Он хотел ответить, но она уже целовала его. Он поцеловал в ответ ее. Каждый раз, когда они были вместе, он удивлялся: как такое возможно, что только ему одному, Шмуэль-Лейблу, принадлежит это сокровище? Он знал Закон, праведники не должны искать удовольствий. Но где-то в Священных Книгах он прочел однажды, что нет ничего плохого в обладании женщиной, которая является твоей женой по Законам Моисея и Израиля, и теперь, поняв это, он целовал ее лицо, шею, грудь. Она пыталась успокоить его, но он ответил: «Пусть потом я попаду в Ад. Но ведь и величайшие из святых любили своих жен!» Тем не менее он все же пообещал себе сходить завтра с утра в ритуальные бани, прочесть псалмы и выделить немного денег на милостыню. Так как она тоже любила его и получала удовольствие от его ласк, то сдалась и позволила делать с собою все, что он хотел.
Утолив желание, он хотел вернуться обратно на лавку, но внезапно почувствовал такую тяжесть, что просто не смог двинуться с места. Ломило в висках. У Шоши тоже разболелась голова. Она сказала:
— Боюсь, как бы в печке все не сгорело. Может, стоит открыть вьюшку?
— Прекрати выдумывать, — ответил он, — мы тут же замерзнем.
И ее усталость была такой сильной, что она согласилась с мужем. Той ночью Шмуэль-Лейбл видел странный сон. Ему приснилось, что он умер. Пришли люди из похоронного общества, положили его на стол, зажгли свечи в изголовье, открыли окна, начали читать молитвы. После этого они обмыли его и отнесли на кладбище. После того как могильщик прочел кадиш, его похоронили.
«Странно, — подумал он. — Я не слышал, чтобы Шоша плакала или просила прощения. Неужели же она так быстро забыла меня? Или, прости, Господи, и не горевала вовсе?»
Он хотел окликнуть ее по имени, но не мог. Пытался выбраться из могилы, но не чувствовал своего тела. Внезапно он проснулся.
«Что за жуткий кошмар? — подумал он, — надеюсь, что, когда встану, все будет в порядке».
Шоша тоже проснулась. Когда он рассказал ей свой сон, она долго молчала, а затем сказала:
— Горе мне! Я видела тот же самый сон.
— Не может быть? — испугался Шмуэль-Лейбл. — Не нравится мне все это.
Он попытался сесть, но не смог. Казалось, все силы оставили его. Он посмотрел в окно, чтобы выяснить, наступил ли день, но не увидел не только того, что за окном, но и самого окна. В доме сгустилась темнота. Он прислушался. Обычно по ночам слышны были скрип сверчка или шорох мышей, но сейчас не осталось ничего, кроме мертвой тишины. Он хотел обнять Шошу, но рука отказывалась подчиняться ему.
— Шоша, — прошептал он, — я не могу пошевелиться.
— Горе мне, — сказала она, — я тоже.
Они лежали так еще долго, молча, чувствуя, как последние силы оставляют их тела. Затем Шоша сказала:
— Боюсь, что мы уже в могилах.
— Боюсь, ты права, — ответил Шмуэль-Лейбл голосом, в котором не осталось уже ничего живого.
— Но когда это случилось? Как? — спросила Шоша. — Ведь мы же легли спать живыми и здоровыми.
— Наверное, мы угорели, потому что не открыли печную трубу, — сказал Шмуэль-Лейбл.
— Я ведь говорила тебе.
— Что толку вспоминать об этом сейчас?
— Господи, помоги нам, что же мы теперь будем делать? Мы же еще не старики…
— Это не важно. Очевидно, так было написано нам на роду.
— Почему? Мы ведь так хорошо отметили Субботу. Я приготовила столько вкусной еды. Целого цыпленка и еще рубец.
— Еда нам больше не нужна.