Короткая счастливая жизнь коричневого тапка

— Растения. Овощи. Мы очень терпимы, очень благожелательны. Живем и даем жить другим… Именно поэтому я в самой категорической форме возражал против того, чтобы меня использовали в пищу. Я видел в вашей голове образ — часть моего тела в холодильнике, немножко в кастрюле, кусочек для вашей любимой кошки…

— Итак, вы читаете мысли? — сказал капитан. — Любопытно. Что еще вы способны делать?

— Всякие пустяки, — рассеянно ответил уаб, оглядывая каюту. — А у вас здесь мило. Я вижу, вы любите чистоту. Я уважаю опрятность как черту характера. Некоторые марсианские птицы весьма опрятны. Выбрасывают мусор из гнезда и убирают…

— Да-да. — Капитан кивнул. — Однако вернемся к теме.

— Совершенно верно. Вы упоминали, что собираетесь меня съесть. На вкус, я слыхал, мы очень хороши. Немного жирноваты, однако мясо нежное. Но как установить прочную связь между нашими народами, если мы опустимся до таких варварских отношений? Съесть меня? Я бы предпочел обсуждать с вами серьезные вопросы, философию, искусство…

Капитан встал.

— Философия… Вам было бы небезынтересно узнать, что у нас возникли трудности с продуктами. Неожиданная порча…

— Знаю. Но разве не скорее в духе вашей демократии, если мы станем по очереди тянуть соломинки? Или что-нибудь в этом роде? В конце концов, демократия призвана защищать меньшинство. Исходя из предположения, что каждый обладает правом голоса…

Капитан подошел к двери.

— Ну, все! — сказал он и отворил дверь. Потом открыл рот. И так и застыл с широко раскрытым ртом, сжимая пальцами ручку двери.

Уаб протиснулся в дверь мимо капитана и вперевалку побрел по коридору, углубившись в размышления.

В комнате стояла тишина.

— Как видите, — говорил уаб, — многие элементы легенд и мифов являются для нас общими. Иштар, Одиссей…

Петерсон молча сидел на стуле и глядел в пол.

— Продолжай, — попросил он. — Пожалуйста, продолжай.

— Я нахожу в вашем Одиссее типаж, общий для многих народов. В моем понимании Одиссей как таковой символизирует идею разлуки с семьей и отчизной. Процесс индивидуализации, обособления.

— Но Одиссей возвращается домой. — Петерсон взглянул в иллюминатор на бесчисленные звезды. — В конце концов он возвращается домой.

— Это долг всех разумных существ. Период разлуки есть период временный, краткое путешествие духа. Странник возвращается на родину…

Распахнулась дверь. Уаб замолчал и повернул голову.

В комнату ступил капитан Франко, за ним другие.

— С тобой все в порядке? — спросил Френч.

— Со мной? — удивленно переспросил Петерсон.

Франко достал пистолет.

— Иди сюда, — велел он Петерсону. — Встань и иди сюда.

Наступила тишина.

— Идите, — сказал уаб. — Это не имеет значения.

Петерсон поднялся.

— Я приказываю.

Петерсон подошел к двери, и Френч схватил его за руку.

— Что происходит? Что с вами? — Петерсон со злостью вырвался.

Франко приблизился к уабу. Тот лежал в углу, прижавшись к стене, и глядел на капитана.

— Поразительно, — сказал уаб. — Вы просто одержимы идеей меня съесть. Не могу понять почему.

— Вставай! — велел Франко.

— Как хотите. — Уаб, покряхтывая, поднялся. — Имейте терпение. Мне трудно.

Его бока судорожно вздымались, язык высунулся.

— Стреляй, — сказал Френч.

— Ради бога! — воскликнул Петерсон.

К нему резко повернулся Джонс, в глазах которого светился страх.

— Ты не видел капитана — застыл как статуя, с раскрытым ртом. Если б мы его не нашли, он бы так и стоял!

— Вы боитесь, да? — промолвил уаб. — Разве я сделал вам что-нибудь плохое? Мне претит идея насилия. Я всего лишь пытался защитить себя. Не думаете ли вы, что я с радостью помчусь навстречу своей смерти? Я разумное существо. Мне хотелось посмотреть ваш корабль, познакомиться с вами. Я предложил аборигену…

Пистолет дернулся.

— Видите, — сказал Франко. — Так я и думал.

Уаб присел, тяжело переводя дыхание.

— Здесь жарко. Полагаю, мы находимся недалеко от двигателей. Атомная энергия. Вы многого достигли — в техническом отношении. Очевидно, уровень развития науки не соответствует вашим моральным, этическим…

Франко повернулся к членам экипажа, молча сгрудившимся сзади.

— Я это сделаю. Можете убедиться.

Френч кивнул.

— Целься в голову. Она все равно не годится в пищу. Не стреляй в грудь. Если разлетится грудная клетка, придется потом выковыривать кости.

— Послушайте, — облизав пересохшие губы, выдавил Петерсон. — Ну чем он вам помешал? Я спрашиваю вас!.. В конце концов, он принадлежит мне. Вы не имеете права его убивать.

Франко поднял пистолет.

— Я ухожу, — пробормотал Джонс. Его лицо побелело и покрылось испариной. — Не могу смотреть на это.

— Я тоже, — произнес Френч.

Они вывалились за дверь. Петерсон остановился на пороге.

— Мы говорили с ним о мифах. Он никому не причинит зла…

Петерсон ушел.

Франко надвигался на уаба. Тот медленно поднял голову, сглотнул.

— Очень глупо, — проговорил он. — Мне жаль, что вы решились… Вы можете смотреть мне в глаза? Вы способны на это?

— Я могу смотреть тебе в глаза, — сказал капитан. — У нас на ферме были боровы, грязные жирные боровы… Да, я способен на это.

Глядя в сияющие влажные глаза уаба, он нажал на курок.

Вкус был превосходный.