Короткая жизнь

Еще по дороге домой я решил обязательно навестить Анну Васильевну Стахову. Но оказалось, она уже покинула наш бренный мир. Серьги, однако, возвращать ее наследникам я не стал, у меня еще теплилась надежда встретить ее пропавшую дочь.

Вторичный мой отъезд из Балашовки и на этот раз не обошелся без слез. Анфиса Ивановна рыдала так, точно провожала меня на войну. А впрочем, так оно и было, на Балканы ощутимо надвигалась война.

...Странным было мое возвращение в Бухарест! Отсутствовал я около года, а возвращался как к себе домой. Нанял у вокзала фаэтон, назвал адрес, уверенно позвонил у двери, точно был убежден, что меня ждут.

Так оно и оказалось - ждали. Йорданка и Величка встретили как родного. В моей комнате не была переставлена ни одна вещь, можно было подумать, что я отлучался ненадолго.

- Как вы тут без меня?

- Все хорошо, Павел.

Разносолами обед в тот день не отличался, но по случаю моего прибытия были и тушеная баранина, и пирог с творогом, и баклажка доброго красного вина.

У болгар тот же обычай, что и у русских: прежде гостя потчевать, а уж потом докучать расспросами.

- Кушай, Павел, кушай.

Что-то новое проскользнуло в отношении ко мне Йорданки.

- Как съездил?

- Привел в порядок дела и заторопился сюда.

- Мы уж стали думать, что не вернешься.

- Как можно... - и я невольно посмотрел на Величку.

За те два года, что я прожил у Добревых, ничего между нами не было сказано. Но к концу второго года я глаз с нее не спускал. Впрочем, и она иногда, мне казалось, посматривала на меня с большой выразительностью. Могла ведь она за год разлуки выйти замуж, а не вышла. И не в том дело, что не находилось женихов, а в том, что она ждала меня. В пользу такого предположения говорила не моя самонадеянность, а некое чувство, которое не объяснить никакими словами.

Я рассказал о поездке, о том, каким нашел свое поместье, как пришлось разбираться с новоявленными родственниками, как обустраивал дела.

- А как поживает Христо? - задал я наконец вопрос, представлявший для меня наибольший интерес.

- Столько же времени не видели, как и тебя, - отвечала Йорданка. Какие у него могут быть к нам дела? Встретила раз на улице, поздоровались, передал привет Величке, и все. Он человек занятой, в одной школе сколько хлопот, да у него и без школы хватает дел...

Я решил сразу же отправиться к нему.

Тот же храм, тот же вымощенный плитами двор, те же каменные постройки. Даже солнце, пронизывающее ветви старых платанов и белыми бликами падающее на белые плиты, даже оно все то же.

Только сам Христо не тот. Такой же красивый и умный, приветливый и сдержанный - и все ж не тот! Стал собраннее, строже, суровее. В его облике появилась какая-то властность, которая раньше в нем почти не ощущалась. Возникло ощущение, что он за этот год стал намного старше меня. Хотя мы с ним ровесники: мне исполнилось двадцать пять, а ему двадцать шесть. Но у меня такое впечатление, будто он старше меня лет на пятнадцать.

Присматриваясь к нему в течение последующих месяцев, я таки понял происшедшую с ним перемену. Раньше в нем были куда заметнее проявления поэтической натуры. Теперь - полагаю, после гибели Левского - он подчинил натуру жесткой воле и четкому разуму.

В комнате у него прибавилось стульев, резной ореховый шкаф доверху набит книгами. Книг множество: на кровать наброшено синее плюшевое покрывало, но и поверх покрывала тоже книги. Видно, что он обжил квартиру, устроился уютнее, чем обычно.

- Рассказывайте, - первое, что я слышу от него.

И я повторяю все, о чем уже рассказывал Добревым.

Он не перебивает, внимательно слушает, всматривается в меня.

- А вы не изменились, - говорит Ботев. - Я не был уверен, что вы вернетесь. Жизнь засасывает. Что собираетесь делать?

- Снова в вашем распоряжении. - вижу, что он колеблется. - Буду помогать вам.

- Мне?

Он никогда не придавал своей личности исключительного значения.

- Ну, не буквально вам, - лихорадочно ищу я другие слова, - болгарскому народу, славянам...

Последовал неумолимый вопрос:

- Чем?

- Выполнять любые поручения, перевозить литературу, доставлять переписку, оружие, могу вступить в какую-нибудь чету... - я замолкаю, не зная, что сказать еще.

- Чтобы погибнуть при первой же оплошности? - Ботев дружески улыбнулся. - Все теперь сложнее и ответственней, движение вступило в новую стадию. Смею думать, вы не готовы стать солдатом революционной армии. - Он заметил мой протестующий жест. - Пока еще не готовы, - смягчил он свое замечание. - Знаете, что я вам скажу, не обижайтесь только, но вот мой совет: продолжайте встречаться с нашими людьми, при случае оказывайте им ту или иную услугу, но главное - будьте свидетелем нашей борьбы. История нуждается в честных свидетелях не меньше, чем в непосредственных участниках.

Так он определил мою роль в событиях, очевидцем которых мне вскоре довелось стать.