Короткие гудки

Мне не надоело. Может быть, еще рано. Я еще не насытилась днями. Не постарела, короче. Возраст и старость – это не одно. Можно быть молодой и в девяносто лет. Все зависит от энергетического запаса. От внутренней батарейки, как в электронных часах. Моя батарейка еще чикала.

Ира навещал меня звонками. Руководил.

– Позвони Петросяну. Это продюсер.

– Зачем?

– Предложи себя и меня.

– Еще чего… Буду я навязываться, как проститутка на вокзале.

– А я, значит, могу…

– Это твое дело.

Я заканчивала разговор и ругала себя за свою мягкость. Не надо было отдавать ему рукопись. Я его пожалела, а себя подставила.

«Никаких жертв». Кто это сказал? Ира и сказал.

Через год я продала права Карлсону, который, как оказалось, жил не на крыше, а в собственном загородном коттедже. Он собирался сварганить сериал из двенадцати серий.

– А кто режиссер? – поинтересовалась я.

– Миша Колобков.

Я понятия не имела, кто это.

– А Ираклия нельзя? – поинтересовалась я для очистки совести.

– Нельзя.

– Почему?

– Потому что он старый и больной. Он не выдержит двенадцати серий.

Я знала: сериалы снимаются быстро. И еще я знала: продюсерское кино не может быть произведением искусства, потому что в основе – не качество, а прибыль.

Я и раньше не интересовалась результатом съемок, а теперь и подавно. У меня был свой виноградник и свое вино. Это мои книги. А у продюсеров – свой виноградник и свое вино. Каждый отвечает за себя. Или не отвечает.

Среди ночи раздался звонок.

Я боюсь ночных звонков. Значит, что-то случилось. Я испуганно сдернула трубку. В трубке слышался зуммер: з-з-з-з-з…

– Это ты? – догадалась я.

– З-з-з-з-звоню п-п-попрощаться.

– Ты уезжаешь? – спросила я.

– Можно сказать и так.

– Куда?

Ира молчал.

– Ты хочешь покончить с собой? – догадалась я.

– Д-д-да!

– Как?

– Ч-ч-что за идиотский вопрос? – обиделся Ира. – Я звоню попрощаться. И все.

Моя совесть забеспокоилась, стала ворочаться в груди.

– Я сделала все, что обещала, – напомнила я. – Я вошла в твое положение.

– Вошла и вышла, – упрекнул Ира.

– А что бы ты хотел?

Он хотел, чтобы я осталась с ним в его ведре с жидким говном.

Ира молчал.

Я, конечно, не верила, что он покончит с собой. Просто вымогает милосердие. Еще один «рак мозга». Но черт его знает. А вдруг…

– Я б-б-больше не могу так жить, – проговорил Ира.

– Продай квартиру! – закричала я. – Что ты вцепился в нее, как энцефалитный клещ? Продай! Она стоит бешеных денег. Купи себе другую квартиру в зеленом районе, рассчитайся с долгами и живи, как человек.

– Н-никогда! – отрубил Ира.

– Тогда поменяй работу. Что, обязательно быть кинорежиссером? А другие что, не живут? Иди вторым. Иди помощником.

– Н-никогда! – отрубил Ира.

– Лучше покончить с собой?

– Д-да! Лучше. Все или ничего.

Все или ничего – вот его жизненная установка. И никаких компромиссов. Хотя компромисс входит в жизненный процесс. И главный компромисс – это старость. Хочешь жить долго – ходи больным и некрасивым. И все с этим мирятся. И более того, изо всех сил длят свою старость. Только фанатик может прекратить жизнь во имя идеала. Но фанатизм в моем понимании – это заблуждение, переходящее в глупость.

– Ира, не будь дураком. Посмотри трезво.

Ира не отозвался. Молчал. Но молчание не было пустым. Он слушал.

– Сейчас уже не модно жить в центре, – продолжала я свою проповедь. – Все богатые люди живут за городом, на свежем воздухе. И режиссером быть не модно. Сегодня в моде политики и нефтяники, там, где больше платят. А режиссер – это наемный работник. Батрак.

– Ч-ч-что ты хочешь сказать?

– Жизнь изменилась, Ира. Пора и тебе меняться. Пора расставаться с ложными идеалами.

– Ложные или нет, но они мои.

– Ты как старый большевик, – сказала я.

Ира бросил трубку. Обиделся.

Я ждала, что он перезвонит.

Ждала неделю. Сама не звонила, боялась поставить его в неловкое положение. Обещал мне покончить с собой, но обещания не выполнил, и я его как бы уличила своим звонком. Либо выполнил, и тогда это на мне. Я была последней, за кого он уцепился. Но я выдернула свою руку.

Я не звонила. Предпочитала не знать.

Время шло.

До меня докатились слухи, что Ира заложил квартиру какому-то крупному банку. Пожизненно. Это значит, что после смерти Иры квартира перейдет в собственность банка. И это логично, ведь у Иры не было ни семьи, ни жены, ни детей, никаких близких родственников. Была только квартира. Эта квартира, как корабль, качала его по волнам и доставила из точки «А» в точку «Б». Все.

Нет. Не все. Слухи не подтвердились.

Ира не заложил квартиру, а продал. И не банку, а богатому итальянцу по имени Сильверио. У Сильверио в России был мебельный бизнес. Он поставлял кресла для Большого театра. Можно представить, сколько надо было выполнить кресел. Тысячу? Две? Но не в этом дело.

Сильверио захотел квартиру в центре. Деньги – не проблема.

Неизвестно, кто свел его с Ирой. Известно, что Ира продал свою квартиру и вмиг разбогател. Он купил себе другую квартиру – в Крылатском, с видом на водоканал. С обширным балконом.