Читаем Короткие интервью с подонками полностью

Да, но порядок не так важен, как то, что он есть и что ему следуют. Нижнее белье всегда идет последним. Я горячо, но необычно возбужден. Моя манера отрывистая и командная, но не угрожающая. Все по-деловому. Кто-то нервничает, кто-то притворяется, что нервничает. Некоторые закатывают глаза или язвительно подшучивают, чтобы убедить самих себя, что они лишь [с. п.] подыгрывают. Они складывают одежду и оставляют в ногах кровати, откидываются, лежат на спине, стирают с лица любые признаки аффектации или выражений, пока я снимаю свою одежду.

Вопрос.

Иногда, а иногда нет. Возбуждение горячее, но не совсем генитальное. Сам я раздеваюсь прозаично. Без церемоний, равно без спешки. Я излучаю власть. Некоторые на полпути трусят, как цыплята, но очень, очень немногие. Те, кто желает продолжать, – продолжают. Ограничения здесь очень абстрактные. Ленты из черного атласа, заказаны по почте. Вы бы удивились. Пока они следуют каждому запросу, команде, я произношу короткие фразы для позитивного поощрения, как-то: Хорошо и Хорошая девочка. Я говорю, что узлы с двойными петлями и автоматически затянутся, если они будут бороться или сопротивляться. На деле нет. На деле не бывает никаких узлов с двойными петлями. Критический момент наступает, когда они лежат передо мной обнаженными, привязанные к четырем столбикам кровати за лодыжки и запястья. Им неизвестно, что стойки декоративные и отнюдь не прочные, и, без сомнения, их можно сломать в решительной попытке освободиться. Я говорю: Теперь ты целиком в моей власти. Помните, что она обнажена и привязана к столбикам, распластана. Я стою без одежды у ног кровати. Затем я сознательно меняю выражение лица и спрашиваю: Тебе страшно? Здесь в зависимости от их поведения иногда я меняю это на: Тебе не страшно?

Это критический момент. Это момент истины. Весь ритуал – возможно, лучше сказать «церемония», так многозначительнее, потому что мы – конечно, вся суть, от самого предложения и до конца, в церемонии – и кульминацией здесь служит ответ субъекта на эту реплику. На «тебе страшно?». Требуется взаимное признание. Она подтверждает, что в этот момент целиком в моей власти. А также должна сказать, что доверяет мне. Должна подтвердить, что не боится, что я предам или злоупотреблю уступленной мне властью. Во время этого обмена репликами возбуждение на абсолютном пике, достигает непрерывной кульминации, которая длится точно столько же, сколько я извлекаю из нее эти заверения.

Вопрос.

Прошу прощения?

Вопрос.

Я ведь уже говорил. Я пла́чу. В этот момент я пла́чу. Вы вообще обращаете хоть какое-то внимание, пока развалились себе там? Я ложусь подле них и пла́чу, и объясняю психологические истоки игры, и каким она отвечает потребностям. Я разоблачаю все уголки души и молю о сострадании. Редкий субъект не растроган до самой глубины души. Они утешают меня, как могут, скованные моими узами.

Вопрос.

Произойдет ли в итоге сношение или нет – вопрос. Это непредсказуемо. Заранее никак не узнать.

Вопрос

Иногда надо просто следовать настроению.


КИ № 51 11/97

ФОРТ ДОДЖ, АЙОВА

Я всегда думаю: «А если не получится»? А потом всегда думаю: «Ой бля, не смей так думать». Потому что если думать, то и не получится. Не то чтобы часто не получалось. Но меня это пугает. Всех пугает. Если кто скажет, что нет, он тот еще. Все всегда боятся, что не получится. Потом я всегда думаю: «Я бы и не переживал, если бы ее не было». Потом я злюсь. Я как будто думаю, что она чего-то ждет. Что если бы она не лежала там, не ожидала, не гадала и как бы не оценивала, то со мной бы ничего не случилось. Потом я вроде как злюсь. Я так злюсь, что мне уже похер, могу я или нет. Как будто я хочу ей доказать. Как будто я такой: «Ну ладно, сучка, сама напросилась». И потом все уже хорошо.


КИ № 19 10/96

НЬЮПОРТ, ОРЕГОН

Почему? Почему. Ну, не только потому, что ты красивая. Хотя ты красивая. А потому, что ты такая чертовски умная. Да. Вот почему. Красивых девчонок пруд пруди, но не – эй, давай признаем: по-настоящему умные люди – редкость. Любого пола. Ты сама знаешь. По-моему, для меня самое главное – твой ум.

Вопрос.

Ха. Пожалуй, это возможно, с твоей точки зрения. Пожалуй, есть такое. Но только подумай сама: разве эта возможность пришла бы в голову девушке, не будь она такой офигенно умной? Разве дурочка что-нибудь заподозрит?

Вопрос.

Так что в каком-то смысле ты подтвердила мою мысль. Так что можешь верить, что я не вру, и не бояться, что это какой-то подкат. Точно?

Вопрос

Ну иди сюда.


КИ № 46 07/97

НАТЛИ, НЬЮ-ЙОРК

Перейти на страницу:

Все книги серии Великие романы

Короткие интервью с подонками
Короткие интервью с подонками

«Короткие интервью с подонками» – это столь же непредсказуемая, парадоксальная, сложная книга, как и «Бесконечная шутка». Книга, написанная вопреки всем правилам и канонам, раздвигающая границы возможностей художественной литературы. Это сочетание черного юмора, пронзительной исповедальности с абсурдностью, странностью и мрачностью. Отваживаясь заглянуть туда, где гротеск и повседневность сплетаются в единое целое, эти необычные, шокирующие и откровенные тексты погружают читателя в одновременно узнаваемый и совершенно чуждый мир, позволяют посмотреть на окружающую реальность под новым, неожиданным углом и снова подтверждают то, что Дэвид Фостер Уоллес был одним из самых значимых американских писателей своего времени.Содержит нецензурную брань.

Дэвид Фостер Уоллес

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная зарубежная литература
Гномон
Гномон

Это мир, в котором следят за каждым. Это мир, в котором демократия достигла абсолютной прозрачности. Каждое действие фиксируется, каждое слово записывается, а Система имеет доступ к мыслям и воспоминаниям своих граждан – всё во имя существования самого безопасного общества в истории.Диана Хантер – диссидент, она живет вне сети в обществе, где сеть – это все. И когда ее задерживают по подозрению в терроризме, Хантер погибает на допросе. Но в этом мире люди не умирают по чужой воле, Система не совершает ошибок, и что-то непонятное есть в отчетах о смерти Хантер. Когда расследовать дело назначают преданного Системе государственного инспектора, та погружается в нейрозаписи допроса, и обнаруживает нечто невероятное – в сознании Дианы Хантер скрываются еще четыре личности: финансист из Афин, спасающийся от мистической акулы, которая пожирает корпорации; любовь Аврелия Августина, которой в разрушающемся античном мире надо совершить чудо; художник, который должен спастись от смерти, пройдя сквозь стены, если только вспомнит, как это делать. А четвертый – это искусственный интеллект из далекого будущего, и его зовут Гномон. Вскоре инспектор понимает, что ставки в этом деле невероятно высоки, что мир вскоре бесповоротно изменится, а сама она столкнулась с одним из самых сложных убийств в истории преступности.

Ник Харкуэй

Фантастика / Научная Фантастика / Социально-психологическая фантастика
Дрожь
Дрожь

Ян Лабендович отказывается помочь немке, бегущей в середине 1940-х из Польши, и она проклинает его. Вскоре у Яна рождается сын: мальчик с белоснежной кожей и столь же белыми волосами. Тем временем жизнь других родителей меняет взрыв гранаты, оставшейся после войны. И вскоре истории двух семей навеки соединяются, когда встречаются девушка, изувеченная в огне, и альбинос, видящий реку мертвых. Так начинается «Дрожь», масштабная сага, охватывающая почти весь XX век, с конца 1930-х годов до середины 2000-х, в которой отразилась вся история Восточной Европы последних десятилетий, а вечные вопросы жизни и смерти переплетаются с жестким реализмом, пронзительным лиризмом, психологическим триллером и мрачной мистикой. Так начинается роман, который стал одним из самых громких открытий польской литературы последних лет.

Якуб Малецкий

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза