Короткий миг удачи(Повести, рассказы)

Появление его в дверях туманной жаркой комнаты, где столько наслоилось и качалось волнами вокруг разгоряченных, потных лиц, что он невольно сморщился, его возникновение на пороге взорвало всю компанию. Его тут ждали и томились и, рюмочку за рюмочкой, поглядывали на часы — ну где же, что не едет? Пока компания, воспрянув, толклась вокруг него и ликовала, Скачков, словно диковинная и желанная игрушка, передавался от одного к другому. В кутерьме приветствий, обниманий, поцелуев кому-то что-то бормотал, кому-то незаметно подставлял плечо, чтобы не дотянуться было пьяными губами до щеки, а сам приглядывался, кого это сегодня принесло, и никого почти не узнавал, — так, Звонаревых разве да одного или двоих еще, а остальные — черт их разберет! Кусок трибуны на дому!.. Он даже комнаты своей не узнавал — так все захламлено, перебуровлено. И дыму, дыму-то!..

Влетела Клавдия — с карелками, с бутылкой, угарно счастлива и весела, и сразу новый взрыв восторга, движение и суета вокруг стола. Пока толпились, разгребали, что осталось на столе, передвигали, расставляли снова, Скачков обрадовался передышке и, поискав, куда бы сесть, нашел местечко дальше от стола, под самой форточкой. Здесь было тише, посвежей, и он только теперь, вытягивая спину, ноги, почувствовал, как здорово устал. Но ничего, — наутро завтра баня, сухой горячий пар, душистый веник и массаж. Матвей Матвеич приведет его в порядок.

— Геш!.. Геш!.. — звала, не унималась шумная орава, и все старались так расположиться, чтоб он был в центре. Они пришли сегодня на него, готовые смотреть и слушать, а что он мог им рассказать? Им лишь про заграницу подавай, а что подашь, если и там для футболиста все то же самое, что и здесь: отель, разминка, отдых и — на автобусе на стадион. И вот пока в автобусе, глядишь в окошко — так это еще заграница, а уж как началось на поле, так сразу все забудешь. Игра, она и есть игра. А про игру им всем до лампочки. Еще про третий гол Пеле в московской встрече сборных они порассуждают, но заикнись о том, какую «штуку» залепил когда-то молодой Иван Степанович, так скосоротятся. А гол такой, что помнят до сих пор: из своей штрафной пройти с мячом через все поле, мотнуть почти что всю защиту и из вратарской ляпнуть в самый угол! Такого сольного прохода пока не числится ни за Пеле, ни за Эйсебио. Отечественная классика, заря российского футбола. С мальчишками когда приходится, так те поразевают рты, а с этими…

— Ну, Геш!.. — окликнула с досадою Клавдия, показывая, что ждут его все, приготовились. — Ты что, так уж устал, голуба?

Как было бы у них все по-другому в доме, умей он быть сейчас таким, каким хотелось ей! Дурная, — так бы и сказал, — да эти Звонаревы и с ними все, они потом на улице не поздороваются, едва он сносится и перестанет выбегать на поле. Прилепятся к кому-нибудь другому, — к Белецкому к тому же. Им, как пижонам, не футбол, а футболисты притягательны: известность, телевидение, пресса… Но не сказал, — сложился в кресле, словно перочинный ножик, и, потирая лоб, не отнимал руки от страдающего нервного лица. Кругом молчали, дожидаясь, потягивали сигаретки, — и становилось по-скандальному невмоготу. Спас положение развязный Звонарев.

— Милиционер родился! — провозгласил он с громким смехом, и кто-то подхватил — пропало напряжение, а Звонарев, поддернув рукава, уже вздымал в руке, как жезл веселия, бутылку:

— Подставляйте, граждане, посуду!

Скачков передохнул и выпрямился, слазил за платком в карман. В коридоре, близко у двери, раздался недовольный голос Софьи Казимировны. Она кому-то выговаривала:

— …но только на минутку, — слышишь?

Вбежала толстенькая свежая Маришка. На ней была пижамка, короткие штанишки, — ее укладывали спать. Она опешила сначала, остановилась, ловя ножонкой отстающий шлепанец, но вот сквозь дым узнала в кресле у окна отца. Сладко отдалось в груди Скачкова, когда Маришка прыгнула к нему с разбегу на колени и обняла, прижалась, спрятала лицо. От пьяных и замаслившихся отовсюду взглядов он отводил счастливые глаза.

— Ка-кая прелесть! — пропела незнакомая худая дама и, сильно выдувая дым ноздрями, отбросила изжеванную, в губной помаде сигарету. — Ну иди, иди же ко мне, крошка!

Маришка испугалась и, отстраняясь от протянутых рук, притихла, сжалась еще больше. Скачков поморщился, загородил ребенка: еще чего! Нисколько не обидевшись, худая дама руки убрала, прикрылась пальцами и длительно, взахлеб, зевнула. Затем, помедлив, поблуждав увядшими, усталыми глазами, полезла в сумочку за спичками и сигаретой.

Вмешалась быстро и решительно Клавдия:

— Ну, нечего, нечего! — Она погнала Маришку от отца, пришлепнула для строгости. — Подумаешь, телячьи нежности! Никому это не интересно. Марина, убирайся немедленно к себе! Ты слышишь?.. Соня, забери же ее, ради бога!

Софья Казимировна была все время тут за дверью, вошла и по пути подобрала потерянный ребенком шлепанец. Когда Маришку уносили, Скачков ей подмигнул и потрепал за пятку.