Короткое падение

Так продолжалось долго. Один и тот же вопрос задавался десятки раз десятками различных способов. Это было безумие, но Гибсон изо всех сил старался, чтобы похититель поверил ему. И одновременно ждал, что в любую секунду табурет снова выскочит у него из-под ног. Наконец…

– Я верю тебе, – сказал человек.

Гибсон замер, чувствуя, что совершенно вымотался.

– Спасибо. – Он не знал почему, но почувствовал вдруг такую благодарность, такое успокоение – теперь, когда ему поверили. И ему просто хотелось спать.

Человек кивнул и сложил нож. Затем собрал свои вещи, осматривая все вокруг, чтобы удостовериться, что ничего не забыл. Закончив, возвратился и снова посмотрел на Гибсона.

– Где Сюзанна? – спросил Гибсон.

– Не знаю.

– Зачем ты убил моего отца?

Человек с любопытством посмотрел на него.

– Разве это имеет значение?

– Сюзанна была беременна. Тот ребенок… от моего отца?

– Ты действительно хочешь знать? Это успокоит тебя?

Гибсон не знал.

– Пожалуйста, скажи.

Человек на мгновение задумался. Он сунул руку в карман и вытащил листок бумаги. Потом осторожно развернул его, как будто боясь увидеть то, что там написано.

– Что бы ты там ни увидел, не говори мне и не показывай это на своем лице. Помни о людях наверху.

Гибсон кивнул, и человек повернул к нему развернутый листок. Гибсону понадобилось немало усилий, чтобы сосредоточиться и понять то, что он читает. Запись представляла собой результат теста на отцовство. Он разглядел три колонки: «Сюзанна Ломбард», «Ребенок», «Отец» (предполагаемый). Ниже шли ряды сдвоенных чисел, смысла которых Гибсон не понял. А в самом низу была надпись:

Предполагаемый отец не исключается в качестве биологического отца тестируемого ребенка. На основании теста, полученного из анализа локусов ДНК, вероятность отцовства составляет 99,9998 %.

Но именно следующее предложение и все, что из него вытекало, ревом отдалось в его ушах. Перед глазами за одно мгновение пронеслась вся его жизнь. А потом все разом рухнуло. О боже! Бедный Медвежонок…

Бенджамин Ломбард не исключается в качестве биологического отца и считается отцом Джейн Доу[22].

Сверху донесся треск взламываемой двери и чьи-то тяжелые шаги. Человек моментально сложил листок бумаги и спрятал его. Гибсон перехватил его взгляд. Какую бы маску он ни носил, чтобы не выделяться среди других, но на мгновение она все-таки упала; а под ней скрывалось что-то отталкивающее, отвратительное. Что-то древнее и бесконечно жестокое. То, что, как любят утешать себя люди, давно вымерло, растворилось в прошлом. Но этот человек все это в себе сохранил…

– Гибсон! – окликнул его женский голос.

Дженн?

Он попытался позвать ее, но табурет опрокинулся на пол, и он снова умирал, повиснув в воздухе и провожая остатки сознания…

Когда Гибсон пришел в себя, то понял, что лежит на спине в подвале. Рядом, опустившись на колено, склонилась Дженн Чарльз.

– Вы схватили его? – спросил он, превозмогая боль.

– Кого? – недоуменно переспросила Дженн. – Здесь никого нет, кроме нас.

– А там, наверху? – спросил он, вспомнив об ужасных угрозах в адрес жильцов.

– Они в порядке. С ними сейчас Хендрикс. Ты как себя чувствуешь?

Вон засмеялся и тут же зарыдал, издав хриплый вопль облегчения и отчаяния.

– Что здесь произошло? – взволнованно спросила Дженн.

Но разум сжалился над Гибсоном и отключил его. Потеряв сознание, он ничего не смог ответить…

Часть 3. Джорджия

Глава 42

Гибсон проснулся в двуспальной постели, чувствуя себя как после ночевки в аду. Он словно умер в жутких муках, но потом снова ожил.

Вон попробовал перекатиться на бок, но не смог. Бросив эти попытки, он лежал неподвижно. Ему казалось, что его привязали за руки и ноги к четырем машинам, которые потом рванули в разные стороны…

Зашел Хендрикс с бутылкой воды и помог ему сделать несколько глотков. Даже эти ничтожные усилия напрочь истощили Гибсона, и он снова погрузился в сон.

Прошло три дня, прежде чем Вон смог принимать детское питание, которым его кормила с ложки Дженн, – и еще пять, прежде чем смог сидеть без посторонней помощи. Когда он говорил, его голос воспринимался как дрожащий, болезненный скрежет. Хендрикс стал называть его Томом Уэйтсом[23], а Гибсон, вместо того чтобы говорить, предпочитал писать.