Гибсон внимательно просмотрел список возможных вариантов. Буквы
Гибсон увидел, что Дженн вышла из холла и теперь сидела в баре.
Загрузка еще не закончилась, когда Дениза вышла из женской комнаты. Вон увидел ее в зеркале, но не поднял головы. Какую можно было придумать правдоподобную причину того, что сейчас он сидит за ее ноутбуком? Кроме того, что он просто вор, конечно…
– Останови ее, – прошептал Гибсон.
Дженн резко повернулась и что-то сказала Денизе. Та замешкалась, улыбнулась, затем медленно повернулась спиной к Гибсону. Две женщины принялись о чем-то дружески болтать. Вон мысленно вознес благодарственную молитву Дженн Чарльз, вытащил флешку и снова поменял ноутбуки. Когда Дениза возвратилась к своему столику, он уже собирал вещи и готовился оплачивать счет.
– Что ты ей такого сказала? – поинтересовался Гибсон.
– Просто спросила, где она купила свою косынку. Сказала, что у моей подруги примерно такие же волосы, и я ищу ей подарок.
Они дружно звякнули горлышками своих бутылок с пивом.
– Не рано ли праздновать, а? – заметил Хендрикс.
Он сидел у окна, наблюдая в щель между занавесками. Они нашли единственную свободную комнату в мотеле, примерно в сорока пяти минутах езды от Атланты. Спали по очереди, а кто-нибудь один всегда дежурил у окна.
Гибсон старался не глядеть на одноразовый мобильный телефон, который лежал на журнальном столике между ними. Разве в данном случае телефон нельзя было сравнить с чайником[26]
из известной пословицы? Когда чего-то очень ждешь, время тянется медленно…Хендрикс схватил ключи, заявив, что проголодался. Он отлучился на тридцать минут и немало удивил их, когда принес еду для всех. Вполне достойную – из китайской закусочной. Дэн расставил на столике пластиковые тарелки, и они уселись есть. Себе Хендрикс взял только яичные роллы. Он срезал края, вывалил содержимое в тарелку и смешал с апельсиновым соусом. Затем аккуратно «запаковал» яичные роллы вилкой и наконец съел их.
Телефон, как святыня, лежал посреди стола. Они не говорили ни о чем конкретном. Понемногу обо всем. Но уж, конечно, не о звонке, которого ждали с таким нетерпением. Гибсон успокаивал всех тем, что был абсолютно уверен в своем плане.
Сообщение для Грейс Ломбард выглядело довольно простым. Сначала прилагалась фотография Сюзанны с рюкзаком за кухонным столом, которую Билли сделал тогда, много лет назад. Гибсон помнил, как он отреагировал на этот снимок в первый раз, когда увидел его в офисе Джорджа Абэ, и поэтому знал, что Грейс будет потрясена. Также они приложили фотографии книги Сюзанны. Единственное, что пока не стали туда прикладывать, была фотография беременной Сюзанны. Гибсон приберег ее до поры до времени как козырь и планировал показать его Грейс лично.
Заключительной частью послания было короткое видео, на котором Гибсон с бейсболкой сидит за столом. Напротив сидела Дженн. Она хотела отправить обыкновенное письмо, но Вон сказал, что так не пойдет – Грейс должна была видеть его лицо, только тогда можно рассчитывать на личную встречу. На видео Гибсон говорил непосредственно с самой Грейс:
– Здравствуйте, миссис Ломбард, к вам обращается Гибсон Вон. Прошло много времени, но я надеюсь, что у вас все хорошо. Вы готовили лучшие в мире сэндвичи. Я очень скучаю по былым временам в Памсресте и надеюсь, что ваш замечательный дом все еще стоит там, – сказал он, сделав паузу, пока переключал передачи. – Миссис Ломбард, я знаю, что придумал довольно странный способ просить о встрече, но полагаю, вы понимаете, что всему виной чрезвычайные обстоятельства. Я узнал кое-что о Сюзанне, о Медвежонке, и вы должны это услышать. Лично. Я включил сюда фотографии, которые, как мне верится, подтверждают то, что я должен вам сообщить. Мне ничего не нужно – только возможность побеседовать с вами один на один. Сказать вам правду. Хочу попросить, чтобы до нашего разговора вы сохранили это в тайне. Если вы примете решение вовлечь в это своего мужа, тогда я гарантирую, что вы никогда не узнаете, почему ваша дочь сбежала из дома и что с ней произошло. Возможно, это звучит как угроза, но это – просто правда.
Хендрикс назвал план безумным и долго возмущался. И даже вечером еще пыхтел по этому поводу.