Корова

– Ты моральный урод! Ты не видишь рамок своей игры, а когда игра выходит за рамки – её необходимо приостанавливать, иначе вскоре тебе придётся играть лишь с самим собой. Даже дети, когда играют в войну, понарошку «стреляют» друг в друга и понарошку «умирают», но никогда не согласятся, чтобы это происходило взаправду, а ты…

– А я – человек творческого склада и чуткой нервной организации! Меня специально придумали для красивой истории любви, чтоб всё было красиво, понимаешь, дура, кра-си-во, а ни как-нибудь… Я знаю, что ты мне не веришь, но я тебя даже зауважал, когда ты не согласилась поехать со мной. А на тех баб, которые до меня не дошли, не… встанет, а волосы дыбом. Мне Стихоплёт с Гарбузовым потом рассказывали, какой это был ужас…

– Какой же ты испорченный человек! Такой молодой, а уже такой циничный. Ты и в самом деле хороший актёр. Нет, я серьёзно говорю. Так неподражаемо сыграть обаятельного и культурного джентльмена, которого даже большие деньги не испортили, а на самом деле так презирать людей, так высмеивать тех, кто тебя полюбил! Зауважал бабу, за то, что она не поехала с ним. Каково? Представляю, как бы ты с коллегами по шоу меня расписывал. Ты всех, кто с тобой сближается, сразу начинаешь презирать и ненавидеть?

– А как же! – Руслан Азиз де Падетруа аль Рашид зло усмехнулся. – Да, я такой! Мой папаша меня называет подонком, какого и три раза убить мало будет.

– Как ты сказал?.. А твоего отца случайно не Виктором зовут?

– Случайно им, – он отпустил Людмилу и сел на скамейку у ограды больничного сквера, отвернувшись от неё.

– Послушай, Руслан Викторович, так он же у нас в больни…

– Да знаю я, что этот недочеловек у вас в больнице лежит! Вот пусть там и подыхает.

– Почему вы никто его не навестите? Ведь родная ж кровь.

– Да отстань ты со своей кровью, дура! Мать собиралась, а я сказал, что на иглу сяду, если она туда хоть раз сунется. Дура та ещё! Он её всю жизнь опускает ниже плинтуса на каждом шагу, а она не знает, как ему ещё угодить.

– Он что, очень богатый?

– Кто?! Да с чего ты взяла-то? – очень удивился Руслан ибн Виктор. – У него никогда денег даже на бутылку дешёвого пойла не было. Бога-атый! Скажешь тоже. Был бы у меня богатый отец, так занимался бы я этой проституцией…

– Просто я слышала мнение, что опускают ниже плинтуса своих жён именно богатые мужчины, на которых семья держится.

– Чего там на нём может держаться-то? Он на своих-то подпорках не каждый день удержаться может. Я его сам опускаю по полной. Он у меня теперь каждый день курс молодого бойца проходит, родная кровь. Глупость какая. Ты точно или дура, или святая…

Он вдруг как-то странно посмотрел на неё, сел у её ног и прижался, как побитый кутёнок:

– Люда, я тебя умоляю: соглашайся на предложение Карабасыча. Для меня эта поездка очень важна! Я же нигде дальше нашего областного центра не был! Это мой единственный шанс хоть как-то мир посмотреть, себя показать. Я же здесь погибну, сопьюсь, опущусь. Поедем, а?

– По одной путёвке в одном нумере?

– Я тебе не стану ничем докучать, обещаю, я где-нибудь в уголочке размещусь… Да там такие номера в гостиницах, что две наши коммуналки можно разместить! – радостно залопотал он. – Ты там сама кого-нибудь себе найдёшь, какого-нибудь цивилизованного европейца.

– А я, может быть, капитана Гарбузова выберу, – Людмиле тоже захотелось сыграть роль этакой стервы, женщины-вамп (ну хоть один разочек в жизни!). – Или Поэта? Зачем мне шейх? Мы девушки скромные, нам бы чего попроще.

– Гарбузов в больнице. Его бабы выследили и все рёбра ему переломали. А Поэта одна истеричка кислотой хотела облить, но он увернулся. Теперь дома сидит, зубами стучит и боится на улицу выйти. До чего дикие бабы пошли! За что? Эти дураки для них же старались.

Роль стервы не задалась. И тут Людмила вспомнила свой сон и вздрогнула: а что, если сейчас кто-нибудь снимает их из кустов. Она тревожно огляделась по стронам.

– Да никто нас не фотографирует, – словно бы прочитал её мысли Руслан и снова сел рядом на скамейку. – Какая ты наивная! Чего тут снимать-то? Не тот кадр, да и первая часть шоу закончилась. А мне Карабасыч сказал, если я тебя уговорю, он мне в следующем сезоне настоящую роль выхлопочет. А? – он легко толкнул её в плечо своим плечом.

Людмиле вдруг стало так его жалко! Такой наивный мальчик, который никак не дорастёт до мужчины. Или это опять у него роль такая? И себя стало жалко, и своих стариков стало жалко. То есть всех-всех стало так жалко, что словами не передать! Даже Витька стало жалко, захотелось, чтобы всё у него стало хорошо. И чтобы у всех тоже всё стало хорошо, но какой-то внутренний голос сказал ей, что так не бывает, потому что люди сами этого не хотят.

– Я подумаю, – ответила она, потупившись. – У меня есть телефон Альберта Карабасовича, так что я непременно позвоню.