Корова

Хлорка краснела до свекольного оттенка, пищала: «Будущий бандит!», забывала про нас и бежала жаловаться директору. Но никогда не добегала: ну как такое кому пересказать, а уж тем более директору школы, убелённому сединами? Она была из той дубовой породы людей, которые считают, что стоит им сделать морду кирпичом и с таким видом проходить всю жизнь, то коммунизм обязательно наступит. Причём они не обязательно борются за коммунизм. За что угодно у нас любят бороться с таким выражением лица. Хоть за капитализм и полную свободу нравов. Был бы повод сделать морду кирпичом.

– И это в то время, когда США осуществляет свою хищничус… хишнищас… хищ-нищ-ческую политику экспансии! – риторически заканчивала она свои обличительные речи, когда наш класс не добирал положенные тонны металлолома или макулатуры.

В толпе учеников кто-то сдавленно захихикал. Хлорка сдвинула бровки и направилась к источнику этого плохо скрываемого смеха твёрдой и гневной поступью. Через секунду она уже схватила за ухо пионера нашего звена Витьку Плахова, который позволил себе захихикать над её «хишничаскими» потугами, и вывела его к нам с Надькой:

– А вот у нас готовая бригада для разгрузки угля в котельной, раз вы не умеете собирать металлолом.

Витька трёт ухо, Надька ревёт в три ручья, а я как-то сразу воспарила духом, что мне предстоит заниматься чем-то более разумным, а не рыскать по округе в поиске того, что под ногами не валяется. Ведь согласитесь, что даже в безалаберное советское время, когда ещё не были повсюду открыты пункты приёма металла, железо так просто на земле не лежало, как червяки после дождя.

Кочегар школьной котельной Степан Игнатьевич выдал нам с Надькой лопаты, а Витька где-то затихарился. Работа в котельной не хитрая: на дворе располагается гора из угля, из которой надо накидать его в тележку, откатить её в котельную и высыпать там, чтобы кочегару было удобнее бросать уголь в топку, а не бегать за каждой лопатой на улицу. Степан Игнатьевич был в какой-то степени джентльменом: он выдал нам с Надеждой перчатки, чтобы «барышни ручек не замарали» и приказал особо не надрываться:

– Весна ведь. Весной много топить не надо. Я сам натаскал бы, да Флора Юрьевна, придумала какое-то воспитание трудом. Две тележки мне привезите и баста.

Мы привезли пять тележек, кочегар замахал на нас руками «хватит!» и вручил нам по кусочку угля:

– Держите, барышни, вам брульянты.

– Какие же это бриллианты?

– Самые настоящие! Уголь – это же старший брат алмаза. Да-да. Вы химию ещё не изучаете, а вот будете изучать и узнаете, что алмаз – это одна из модификаций углерода.

– А чего ж он такой чёрный?

– Мало ли. Я вот в котельной весь день сижу и тоже чёрным становлюсь, как чёрт, ха-ха-ха. Но уголь полезнее алмазов.

– Как это?

– А что хорошего в алмазах? Ведь сколько людей погибло из-за этих алмазов, что и счёта нет, а уголь тепло даёт. Сгорает, но не даром.

– А алмаз горит?

– Ещё как!

– Горит?!

– У него та же конструкция, что и у угля.

– Ничего себе! Никогда бы не подумала…

– Да, горит, – подтвердил Степан Игнатьевич и почесал лоб в чёрных складках морщин, куда уже должно быть навсегда въелась угольная пыль. – Ещё легенда такая была, как полководец один знаменитый, Александр, царь Македонский, увидел, что его армия где-то на Востоке погрязла в роскоши, в золоте-бриллиантах. То есть наметилось полное разложение в рядах. И он повелел собрать все кольцы и браслеты и всё сжечь. И вот злато-серебро только расплавилось, а бриллианты сгорели.

– Как?

– Дотла.

– И ничего не осталось?

– Ни молекулы. Они жар выделяют и испаряются.

– А золото?

– Осталось. Чего ему будет? Расплавилось, да это для металла не беда. Э-хе-хе, металл – это ж совсем другая субстанция, нежели углерод… Ну, вы идите, а то у вас там сегодня как раз металл собирают. Только руки вымойте от угля: негоже барышням с такими руками ходить, – и он насыпал нам в ладошки по горстке стирального порошка.

Мы сначала умылись от угольной пыли, а заодно отмыли два кусочка угля. Вымытый уголь совершенно не пачкался, и у нас даже возникла мысль носить его на ниточке, как драгоценное украшение. Когда вырастем. В те годы украшения в школе приравнивались к каким-то там нездоровым страстям загнивающего империализма. Надька до того размечталась, что решила этот кусок угля распилить и сделать себе из него вставки в серёжки и колечко.

– Это у меня будет… как это называется-то?..

– Гарнитур.

– Точно!

Мы пришли на пустырь, где измождённые школьники таскали какую-то ржавую арматуру и ругались, если злоумышленники утаскивали и чужой кучи кусочек полакомей. С унылой добросовестностью, словно исполняя каторжную, но очень нужную работу, некоторые любимчики Хлорки таскали какие-то ржавые рельсы, пыхтели, шипели, и чуть ли не выпускали пар. Никакой забавы в этой игре нет, но это любимейшая игра нашей Лоры, которой она готова предаваться с угрюмым азартом хоть каждый день.

– Вы почему не в котельной?! – выросла грозная Хлорка над нами.

– А мы уже всё сделали.

– Да? А ну-ка покажите мне свои руки.