– Смотрю, вы уже вполне освоились, – заметил он.
А она молча поворачивала кресло вправо – влево – вправо. Выдерживая его взгляд, словно именно она была хозяйкой кабинета.
– Вы же сами подстроили, чтобы я нашла это. – Кончиком пальца она подтолкнула папку, и из нее выбился краешек документа. – Значит, вот с чего все началось. С клиники «Рафаэль-Хаус». Дайте угадаю: биомолекулярные сети, подобные тем, которые позже использовали в Игре Воображения. За исключением того, что нужен был способ, как психиатр станет формировать опыт, получаемый пациентом, а это означает… технически сети спроектированы таким образом, что способность к подключению изначально активна, а не латентна? И следовательно, проблема вообще не возникла бы, если бы вы не проводили несанкционированные опыты…
– Они санкционированные. – Его голос прозвучал неожиданно резко, но Освальд тут же взял себя в руки. – Ладно, ситуация развивается не так, как мы надеялись. Мы бы предпочли, чтобы это осталось незамеченным. Но знайте, на каждый аспект этого исследования у нас есть соответствующие одобрения. Стандартный протокол соблюден, до последней буквы. Ни одного неправомерного действия.
Кэсси перестала поворачивать кресло. Она даже не пыталась скрыть отвращение.
– Вам же известно, что в этой клинике находится мой друг!
– Вот именно поэтому мы и являемся союзниками! – На его лице появилась примирительная улыбка. – Кассандра, подключения – наш общий враг. Мы все хотим, чтобы они прекратились.
– Но в «Рафаэль-Хаусе» можно прекратить их прямо сейчас, надо только захотеть! Вы наверняка и об этом подумали. Разделите пациентов, и подключения прекратятся.
– Да, несомненно, мы думали об этом. И пришли к выводу, что теперь, когда сети пациентов развились, их разделение – лишь временное решение. Независимо от того, переведут их в разные лечебные учреждения или они восстановятся до такой степени, что смогут вернуться к нормальной жизни, почти неизбежно, что в конце концов они встретят человека, чья биомолекулярная сеть тоже достаточно развита для прямого подключения, и такое подключение возникнет между ними. И тогда мы уже ничем не сможем им помочь, потому что ничего не узнаем. А если и узнаем, у нас все равно не будет подходящего способа лечения.
– Вы и сейчас их не лечите, – чуть слышно произнесла Кэсси.
– В клинике «Рафаэль-Хаус», – продолжил Освальд, – врачи, по крайней мере, понимают, что успокоительные препараты только ухудшают симптомы.
Кэсси внимательно слушала его.
– Получается, подключение происходит, когда пациенту вводят успокоительное?
Он мрачно усмехнулся:
– В том-то и суть, если сознание не может блокировать подключения, как их прекратить? Спит человек, в коме, под успокоительным – все одно и то же.
Как ей ни хотелось признавать, но рассуждения Освальда не были лишены здравого смысла. Если Алана переведут в другую больницу, где никто не знает его историю болезни, и в соседней палате окажется пациент с развитой сетью, то круг замкнется: мучения и успокоительное.
–
– Понятно, разумеется. – Освальд говорил быстро, безразличный к ее переживаниям, желая лишь закрепить договоренность. – Просто для ясности: все, что мы предложили вам до этого, остается в силе.
– Но вот это! – Она схватила папку и тряхнула ею. – Игра в прятки. Как, по-вашему, я могу доверять вашим словам, если вы подсовываете информацию через незапертый ящик и при этом делаете вид, что играете честно? Для меня это крайне важное решение. Мне нужны доказательства.
Освальд собирался что-то сказать, но промолчал и несколько секунд смотрел на ковер. Руки в карманах брюк, большие пальцы поглаживали ткань, словно он пытался успокоить себя.
– Ладно, если мы покажем вам, для вас это будет доказательством? – наконец спросил он.
– Покажете? Каким образом?
– Убедило бы вас, если увидите… почувствуете сами?
Под его оценивающим взглядом она вздрогнула от беспокойства.
– Сначала мне бы хотелось вернуться домой. Прилично одеться, принять душ и…
Он покачал головой:
– Боюсь, не получится. Все это будет, но позже. Хотите пережить опыт лично, тогда надо действовать сейчас.
Вкус горелой резины. Нет, она совсем не хотела. Но, возможно, такой опыт помог бы ей. Под его пиджаком она расправила плечи и выпрямила спину. Познать страдание. Измерить его. И сделать выбор.
И снова та же женщина молча вела машину. Освальд тоже молчал. Сидя в одиночестве на заднем сиденье, Кэсси подняла воротник его пиджака, будто отгораживаясь от мира, и поглубже засунула руки в карманы с шелковой подкладкой. Кажется, прошло уже много времени с тех пор, как ее вывели из квартиры Льюиса, но на улицах по-прежнему никого не было. Вытянув шею, она посмотрела на часы на приборной доске. 04:28.