потеряв всяческий контроль над собой, она замахнулась, чтобы отвесить звонкую
пощечину. Никогда бы не поверила, что он может поступить ТАК! Понятно, что
угрожающие его безопасности документы поспешил вынести из квартиры, но чтобы
позволить кому-то совершить то, что было сделано на их совместном ложе, позволить
кому-то поглумиться над ней и спускать на ее лицо, пусть и изображенное на
фотографии?!
Без труда перехватив занесенную для удара руку, Штурмин оттолкнул ее назад,
вскочив с кресла.
– Не смей! – Глаза его налились кровью, синяя жилка пульсировала на виске. – Никто
не смеет поднимать на меня руку.
Он тут же пожалел, что не сдержался. Его сопротивление подстегнуло Алену, придав
небывалое ускорение. В считанные мгновения Соболева выдернула из сумки пистолет,
сняла с предохранителя и щелкнула затвором, досылая патрон в патронник. Уверенные
манипуляции, проделываемые ранее не единожды, не укрылись от профессионального
взгляда отставного офицера. Оказавшись на мушке, Штурмин застыл на месте, выставив
вперед руки с открытыми ладонями, чтобы не женщина, а разъяренная тигрица, видела,
что с его стороны ей не угрожает опасность.
– Давай поговорим спокойно, – примирительным тоном предложил он.
Молча согласившись, Соболева продолжала контролировать ситуацию, а советник
поспешил уйти от скользкой темы, оправдывая свои действия внешним воздействием
среды обитания.
– Я всегда поступал честно, по справедливости. А когда снял погоны, перейдя на
гражданку, попав в чиновничий серпентарий, понял, каким дураком был все это время.
Думаешь, когда я рассказывал тебе, что взятки берут все поголовно, я лукавил? Ничуть! Я
ужаснулся объему коррупции во властных кабинетах. Каждый вздох государева человека
стоит денег, а дышит он много и часто. Закорючку тебе на справку поставить – плати,
разрешение оформить – плати, согласовать что-нибудь – опять плати. Ты шагу не ступишь,
не отслюнявив энную сумму в указанной валюте. И так работает бюрократическая
машина. Что бы там наверху наши правители не говорили о борьбе с мздоимством, снизу
система настолько гнилая, что перестроить ее уже нельзя. Можно только снести к
чертовой матери и отстроить заново! С нуля. Только людей взять негде. Все поражены
одной болезнью: и те, кто берет, и те, кто дает, и те, кто тихо возмущается на своей кухне.
Одним миром мазаны… Так что лично я ничего плохого не сделал. Пришел, увидел,
победил. Заставил систему работать на меня, подчинил себе финансовые средства, изгнал
зарвавшихся чинуш. Мне удалось целиком перекроить механизм устройства власти в крае,
несмотря ни на что сделать его эффективным. И город только выиграл от этого! Посмотри,
как преобразился Южноморск в последние годы, сколько всего создано: жилье,
развлекательные центры, аэропорт, благоустроены парки и скверы. Люди стали
счастливее, а их жизнь безопаснее. Кто из них боится сейчас выйти на улицу?.. А лет
десять назад?.. Так что не я один пользуюсь результатами своей деятельности. Да меня
горожане на руках носить готовы…
– Если бы они знали, что ты на самом деле сделал, каков ты в действительности… -
не выдержала Соболева, но Штурмина замечание не остановило.
– Я систематизировал то, что было до меня разрозненно. Включил в систему тех, кто
готов был работать. И сегодня Южноморск – один из крупнейших городов юга России. И
это благодаря тому, что мы ввели понятные условия работы в крае. Раньше за любой
подряд чиновник требовал до пятидесяти процентов отката, некоторые даже семьдесят
хотели. Конечно, при такой жадности власти нечего и говорить было о привлечении
инвестиций. А сейчас бизнес в очереди стоит, чтобы деньги вложить в край. А ты
говоришь…
Советник тяжело вздохнул, не встречая понимания.
– Но какой ценой… – Алена чувствовала горечь от всего, что случилось.
– Ценой?! – Штурмин взметнул брови вверх, – о какой цене ты говоришь, Алена? Я не
мыслю категориями обывателей. Я должен смотреть глобально. Запомни: в делах
государственных цель почти всегда оправдывает средства. Интересы государства редко
совпадают с интересами отдельных представителей народа.
Глядя глаза-в-глаза, они не понимали друг друга. Да и хотел ли кто-то из них понять?
Штурмин находился под впечатлением от собственного величия, Соболева же фактически
была раздавлена последними открытиями.
– И я тоже всего лишь винтик в твоей машине? – осознавать собственную
никчемность в глазах любимого мужчины больно, очень больно понимать, что тебя
использовали, а затем просто выкинут, как старую куклу.
Не сводя взора с направленного на него пистолета, советник не торопился с ответом.
– Опусти ствол, – сухо произнес он.
Как бы ей хотелось, отбросив оружие в сторону, заключить Бориса в объятия, прижав
его голову к своей груди объяснить, как бестолковому мальчишке, что он не прав, что
заблуждается в суждениях и обижает ее своими поступками. Но гнев, засевший глубоко
внутри, не позволял сделать шаг навстречу, нервно пульсировал в мозгу, контролируя
любое слово или жест. Тело, словно робот, безропотно подчинялось гневным импульсам, а
не зову сердца или разуму.