Борис так и не смог объяснить, как посмел допустить надругательства над чувствами,
как мог безнравственно наблюдать со стороны, когда Алена места себе не находила после
кражи и извращений, случившихся квартире. А все, на что он оказался способен, так это
развести руками:
– Ребята переборщили. Им надо было тебя припугнуть немного, чтобы ты пыл
поубавила…
Хорошо, что не избили и не изнасиловали. Спасибо!
Как Штурмин не старался, не изворачивался, а избежать скользкой и неприятной
темы – тесного общения с женским полом – не смог при всем желании. Глядя в жерло
пистолетного ствола, очень тяжело лгать. Даже если позади боевое прошлое. Можно
стоять до конца, когда за тобой дело правое, а если похоть и бесстыдство…
– Женщины всегда стелились передо мной… – в его словах не было хвастовства, но не
слышалось и толики уважения к женскому полу. Скупая констатация факта. – Я всегда мог
выбирать и брал только лучших…
Чем дольше советник говорил, тем хуже Алене становилась. Она физически ощутила
всю тяжесть его откровений, с каждой фразой точно кирпич к кирпичику добавлялся на
хрупкие плечи, и тело начинало дрожать от напряжения. Чем больше было сказано, тем
больше мерзости выливалось ей в душу, тем труднее становилось дышать, тем сложнее
было держать его на мушке и смотреть в некогда любимые глаза.
Воистину, от любви до ненависти – один шаг!
Войдя совсем недавно в кабинет, она еще любила Бориса до беспамятства, несмотря
на все вершимые под его началом преступления. Теперь же Алена его ненавидела. Всем
своим естеством ненавидела за то, что стала игрушкой в его руках, за то, что растоптал
мечту. Поверив в настоящее светлое чувство, она поддалась искушению: отдалась сама, не
дожидаясь взаимности, хотела быть с ним и жить только ради него. Каждая девочка
желает рано или поздно встретить своего принца. Как же она заблуждалась…
А Борис продолжал. Каждый новый эпизод его сексуальных похождений плетью бил
по израненному женскому сердцу. И похождениям, казалось, не счесть числа. Люда/ Таня/
Света/ Катя. Женя/ Ира и Наташа. Их было несметное множество. Секретари свои и
чужие, PR – менеджеры, журналистки и теледивы, бухгалтеры и модели – ни одной юбки
с длинными ногами советник не пропустил мимо. Все молодые и амбициозные.
Отношения на одну ночь или неделю. Ни с кем из них не было романа столь длительного и
затратного с материальной точки зрения, как с Аленой.
Должно ли было упоминание о затраченных деньгах польстить ей? Подарки от
лучших ювелирных домов, одежда от кутюр, квартира в элитном жилом комплексе в
центре Южноморска и прочая, прочая, прочая – все это, несомненно, стоило недешево. И
Алена почувствовала себя даже не любовницей, а элитной проституткой, секс с которой
стоит очень дорого. Безумно дорого. И Штурмин за него расплачивался с лихвой.
Но она не такая и никогда такой не была. Нет! Даря себя безвозмездно, искренне
любила, не задумываясь о последствиях. А он – про деньги?!
Алене было плохо…
Понимая, что каждым словом причиняет нестерпимую боль, советник шел на
осознанный риск. Смотрел, минуя руку с пистолетом, в глаза и рассказывал, как все было
на самом деле. Дожимал, ждал, когда Соболева дрогнет, впадет в истерику, опустит
оружие, сдастся. Красочно описывал, с кем и при каких обстоятельствах познакомился,
как проводил время. Череда скоротечно сменяющихся кадров заполнила разум. Алена
видела сплетенные тела, сотрясающий их оргазм, блаженные улыбки и ухмылки лиц,
бесстыдно смеющихся над ней.
Боль. Боль от осознания измены пронзила ее тело. Точно раскаленную докрасна иглу
воткнули в мозг, нанизали на нее пульсирующее сердце. Она вдруг отчетливо поняла, что
Борис не чувствовал за собой никакой вины. Все позывы к его совести оказались
абсолютно бесполезны. В его голове царило иное восприятие жизни, ставящее во главу
угла собственную избранность. Другое, извращенное и глумливое. Общественная мораль –
ничто. Моралисты – неудачники и слабаки. В жизни, как в джунглях, побеждает
сильнейший. И этот сильнейший – Борис Андреевич Штурмин.
В последний момент Алена поняла, что больше не способна контролировать себя:
нервно вытянутое струной тело, наполненную обидой душу. Она продолжала видеть
события со стороны: советника с могучей фигурой в расстегнутой у ворота сорочке,
обнажившей мощную шею, и хрупкую молодую женщину в ситцевом голубом платье
напротив, зажавшую в руке пистолет. Давид и голиаф. Он – строг и сосредоточен, она – на
грани нервного срыва.
Приняв решение, Штурмин поднялся из-за стола. Он хотел примирения:
– Я никогда ничего не обещал и всегда был с тобой предельно честен… Здесь не было
никакого кидалова…
Указательный палец правой руки дернулся в непроизвольном импульсе.
Алена видела дрогнувший пистолет, отскочивший назад затвор, желтую дымящуюся
гильзу, выплюнутую в сторону. Видела изумленные глаза Бориса, враз побелевшее лицо,
видела, как только что сильное тело, потеряв опору, мешком с костями рухнуло вниз. Она
увидела смерть! Не придуманный литераторами образ старухи с косой, а смерть