Дома Ринат ориентировался вслепую. Со свойственной только ему лаской обработал ушибы и ссадины, а затем отнес в душ. Долго и терпеливо тер губкой нежную кожу, пышной белой пеной с ароматом сирени смывая грязь недавних событий. Вместе с тугими струями воды уходили воспоминания, и тело наполнялось легкостью и спокойствием. Его мягкие и сильные руки, круговыми движениями мылившие уставшие плечи, налившуюся грудь и по животу уходившие все ниже и ниже, распаляя желание и дарившие негу, совсем не походили на жесткие и беспардонные руки Моисеева, о которых было омерзительно вспоминать.
Заботливо завернув в мягкое полотенце, Ринат подхватил ее на руки и отнес в спальню.
– Ты хочешь этого? – его глаза наполнялись нежностью, и она видела в них все невысказанное.
Сил не было отвечать. Охватив его шею руками, Алена притянула желанного мужчину к себе. Нагое очистившееся тело, распаленное горячей водой и едва заметными прикосновениями, жаждало любви, хотело отдаться воле чувств, спешило поделиться наслаждением, тянулось навстречу страсти.
Они слились в чувственном танце, в сплетении тел, в полете душ, в феерическом взрыве эмоций. Его энергия волна за волной накатывала на нее, рассыпаясь мириадами радужных брызг, возносила и дарила возможность воспарить над землей. Словно морской прибой безудержно набегает на сушу, омывает буруны, лижет белыми барашками пены прибрежный песок, так же и Ринат не отпускал Алену из своих объятий. Он бросался вперед, манил, дразнил и заигрывал, вызывая безудержное желание, потом отступал, заставляя страдать от отчаяния, чтобы затем вновь кинуться на штурм, раздирая ее на части.
Совместное безумие продолжалось несколько часов, а затем все успокоилось. Пыл угас, и волны отступили. Ветер стих, и Ринат быстро уснул. А Алена лежала, глядя на его умиротворенное сном лицо, и была благодарна. Благодарна за то, что не бросил на холодном кафеле женского туалета в «Гранд Парке», не позволил надругаться над душой и телом. И только!
Сексуальное удовлетворение быстро уступило место досаде. Когда пелена экстаза спала, она увидела в своей постели чужого мужчину. Мужчину, с которым расплатилась ночью безудержного секса за оказанную услугу. Больше между ними ничего нет и не было.
Погрузившись в пучину тревожного сна, она не заметила, как ранним утром Ринат тихо собрался и покинул квартиру.
Редакция гудела, как растревоженный осиный улей. Подобной динамики здесь никогда еще не наблюдалось. Короткие приветствия, пространные жесты – и каждый погружается в свои дела. Крики, указания, обмен мнениями, стук быстрых пальцев по клавишам клавиатуры, телефонные звонки. «Губернский колокол» обрел новую жизнь и безоглядно несся в будущее.
Главред потребовал Соболеву к себе в кабинет.
– Влипли мы с тобой, Алена, по самое некуда, – начал он без церемоний. – Боюсь, что конфликт с генералом покажется цветочками по сравнению с отправленным в нокаут Моисеевым. Дешевле было отдаться ему, чем теперь расхлебывать…
Услышав подобное признание, она бросила на Салехова гневный взгляд. Ринат Халикович продолжил ледяным тоном:
– Просто хочу, чтоб ты понимала происходящее. Роберт обид не прощает. Он – хозяин жизни. По крайней мере, здесь, в Южноморске. В идеале, нам с тобой следовало бы свалить на время куда-нибудь из края. Подальше. Куда он свои длинные руки не дотянет.
Ведь не простит, сука! Тебя, Алена, за то, что посмела отказать. А меня, – он развел руками и горько ухмыльнулся, – за то, что по морде съездил. И кому больше достанется – еще вопрос!
Глядя на шефа, она отметила напряжение в глазах и нервный изгиб краешков губ.
Неужели и правда боится?
– Жалеешь? – Алена не сводила с него глаз.
Салехов вскинул брови.
– О том, что ввязался? Нисколько! Я не латентный пофигист и женоненавистник, считаю, что при любом раскладе руку на женщину поднимать нельзя, а уж тем более насиловать… Я на пацанских понятиях рос, сегодня это уже не модно. На место зарвавшегося нувориша давно поставить следовало. Только, боюсь, что он не понял, с чего нос ему сломали, и уроков из произошедшего не извлечет. А вот поквитаться захочет.
Обязательно.
Мысли в голове бегали, но разумного решения не находилось. Ринат Халикович говорил дальше:
– Я за тебя боюсь. Сам-то как-нибудь отобьюсь, а к тебе же охрану не приставишь.
Может, съездишь куда-нибудь, развеешься? Домой, к родителям? Давно их не видела? За пару месяцев я постараюсь разрулить ситуацию, может, договориться с Моисеевым по тебе получится. Мне-то все равно не сдобровать – ребра да ноги сберечь не удастся, поломают в воспитательных целях. А тебе, Алена, бежать надо от греха…
Самоотверженность Рината поражала: он не только безоглядно кинулся на помощь в «Гранд Парке», но и сейчас, отдавая себе отчет о всей опасности сложившейся ситуации, стремился прежде всего вывести ее из-под удара.