Корпорация «Попс»

Могу ли я использовать тот факт, что знаю две тайны Эммы (одна насчет Майкла, другая — что она своровала блеск), и обеспечить себе безопасный выход из «кодлы»? Оставят ли Эмма с «нашенскими» меня в покое, если я пригрожу, что растреплю ее тайны направо и налево? Маловероятно. Откажись от защиты популярных девчонок, и все, что можешь про них порассказать, утратит силу. Две большие разницы — маневрировать внутри группы и маневрировать вне ее. Внутри можно нашептать что-то одному человеку, и начнется черт-те что. Но вне группы — ты просто шлюха, распускающая слухи, потому что завидуешь и ревнуешь. И все же мне свое положение в «кодле» не удержать. Я не успеваю подлаживаться под все правила и условности, не успеваю покупать вещи, без которых никак. Я прыгну сама, прежде чем меня столкнут. Если бы я могла уйти из этой школы, все было бы проще, но как? — я ведь даже не смогу объяснить, зачем мне это нужно.

Так что вот она я, в столовке вместо портакабинки. Оказывается, все мальчики тут едят — большие тарелки гамбургеров с говядиной, рыбных палочек, картошки, фасоли. Им не нужно беспокоиться, что кто-то увидит, чем они питаются. В общем, стою я в очереди одна-одинешенька (ужастики, да и только), и тут все популярные мальчики-первогодки вваливаются внутрь — Майкл, Аарон и вся гоп-компания. За мной — парней двадцать, передо мной — только двое. Новоприбывшие дружно скачут ко мне, как ненормально большие кролики.

— Пропусти нас, Батлер, — говорит Майкл, втиснувшись в очередь передо мной.

— Да, спасибо, Батлер, — говорит его приятель Марк.

Аарон смотрит на меня вроде как в замешательстве, потом тоже влезает вперед. Судя по всему, так по-дружески они со мной поговорили в последний раз, но кому какое дело? Вообще-то мне есть до этого дело, но ничего изменить я не могу. Защитной оболочки у меня просто-напросто больше нет. Я думаю о Рокси — как ей были напрочь по барабану такие вещи. Смогу ли я себя роксифицировать? Хватит ли смелости?

— А почему ты в столовке вдруг стала обедать? — спрашивает Майкл.

Я краснею и смотрю в пол.

— По-моему, ваша кодла обычно торчит в портакабике и лопает свежий воздух вместо ланча, нет? — вторит Марк.

— Да, — отвечаю я, хотя, наверное, лучше было бы кокетливо захихикать и сказать «нет». Но как тут стоит ответить, вообще не ясно. По идее, с мальчиками вот так вот, одной, контактировать нельзя. Вот почему девочки все время ходят парами или группками.

И, словно мальчики уже ощущают вокруг меня ауру изгоя, они вскоре совсем перестают меня замечать и знай лупасят друг друга по плечам, пока мы приближаемся к кассе. Я едва успеваю заметить Алекса — он несет свой бесплатный ланч в одиночестве (у него есть особые карточки). Я никогда в жизни не смогу с ним сидеть, потому что он — парень. Так с кем мне сесть? Никого нет, так что я сижу одна. Я сижу одна, одиноко ковыряю пирог, картошку и фасоль, и каждая секунда понемногу убивает меня. Но по крайней мере я свободна.

Именно в этот уикенд Рэйчел отпускают домой на Exeat— по-латыни это значит «выходные дома» или что-то типа того. В субботу утром мы катаемся с ней на пони, и я ее обгоняю; я бесшабашнее, чем обычно. Днем мы чистим лошадок и разговариваем про наши школы. Ее школа отличается от моей, но все равно это лабиринт из неловкостей и досад. Каждую ночь приходится переодеваться на глазах у других девчонок. Ты обязана «втрескаться» в девчонку постарше, и тогда она становится твоей «телкой», а ты ее «телочкой» (представьте только, что на это сказали бы «нашенские» в моей школе! ничего лесбиянистей они в жизни не слыхивали!). Рэйчел говорит, это не имеет никакого отношения к любви, сексу и так далее, телку тебе нужно иметь только потому, что они есть у всех. А твоя популярность, по ее словам, измеряется количеством писем, которые ты получаешь от друзей (а не от родителей), и успехами в музыке и театре.

Я рассказываю ей обо всех своих проблемах.

— Ужас страшный, Алиска, — охает она.

— Знаю.

— Как хорошо, что у нас в школе мальчиков нет.

— Да уж. Точно.

— А знаешь, можно ведь сменить школу, — говорит она. — Ты могла бы перейти в мою. Могла бы поселиться в моей общаге, и мы были бы лучшие подруги. Было бы зашибись!

Разумеется, я могла бы. Но когда мы заводим об этом разговор с моим дедушкой, он просто говорит «нет». Он всегда оттаивал, увидав Рэйчел, но как она его ни умасливает, как сладко ему ни улыбается, сколько ни выпрашивает еще одну банку его объеденного мармелада для своей мамы, он знай твердит «нет». Ну, то есть, разумеется, про мармелад он говорит «пожалуйста», а «нет» говорит про переход в другую школу.

— Даже если бы это было нам по карману, — объясняет он мне позже, — я не верю в частные школы. Тебе лучше оставаться, где ты есть, и общаться с обычными детьми.