Корпорация самозванцев. Теневая экономика и коррупция в сталинском СССР

Я являлся свидетелем разговора между шофером Смирновым и начальником участка Литвиным. Смирнов требовал от Литвина какие-то деньги, 1500 рублей, а Литвин ему дал только 500 рублей. Тогда Смирнов заявил Литвину, что если вы не дадите без шума, то я возьму деньги с шумом, и вас всех пересажают. Литвин ему предложил обратиться к Павленко, который даст деньги, а что касается угрозы, то, как заявил Литвин, что в случае посадки будешь посажен и ты рядом с нами[432].

Скорее всего, Павленко заплатил Смирнову, который был старым членом организации еще со времен войны и мог знать больше других. Семья Смирновых, видимо, была источником постоянного напряжения. По свидетельству Константинова, в июле или августе 1952 года Павленко позвонил ему в Харьков и потребовал «убрать бесследно» жену Смирнова, которая «среди рабочих нашей организации выражала угрозу и намерение разоблачить нашу организацию и добиться ареста Павленко». Константинов заявил следователю, что отказался выполнять такое поручение[433]. В своих показаниях Клименко подтвердил, что также слышал от Константинова эту историю[434].

Поведение Григорьева, Рудниченко и семейства Смирновых показывает, что механика коллективного компромата могла давать сбои. Под влиянием каких-то факторов (в данных случаях — пьянства и недовольства долей доходов) в определенных звеньях круговой поруки происходили разрывы. Однако они не были фатальными. Вполне осознавая собственные риски (вряд ли Смирнов не понимал того, о чем напомнил ему Литвин: «в случае посадки будешь посажен и ты рядом с нами»), а также добиваясь определенных материальных компенсаций, бунтующие члены команды не переходили границу групповой безопасности.

Только некоторые ведущие члены организации при благоприятном стечении обстоятельств покидали ее ряды, возможно из‐за опасений за свое будущее. Так, один из сотрудников Павленко М. А. Завада, примкнувший к Павленко еще во время войны, возглавлял в УВС строительные площадки. Однако в 1951 году он, как утверждали прокуроры, «добился призыва в Советскую армию». Скорее всего, Завада использовал старые связи военного времени, потому что на момент разгрома организации он проходил службу в одном из полков Центрального управления капитального аэродромного строительства. Информация о продолжении его связей с организацией Павленко после ухода в армию в документах отсутствует. Однако это ему не помогло. Заваду вычислили и арестовали[435].

Осенью 1949 года из УВС на работу в легальную артель перешел М. Н. Федоренко. Однако он продержался только два года и в сентябре 1951‐го вернулся к Павленко[436]. Вполне возможно, соскучился «по настоящему делу» и более высоким заработкам. Так же вел себя еще один активный член организации И. Ф. Костюченко. Как утверждалось позже в приговоре суда, он «знал о преступном характере организации УВС, несколько раз уходил из нее и снова возвращался, получая от Павленко крупные суммы денег»[437].

В ноябре 1951 года из организации на работу в трест «Калугашахтострой» перешел В. С. Алабушев. Поскольку трест «Калугашахтострой» возглавлял давнишний покровитель Павленко А. А. Датуашвили, очевидно, переход был не случайным. На новом месте Алабушев помогал организации Павленко оформлять разные незаконные операции, за что получал деньги[438]. Таким образом, Алабушев вряд ли покинул УВС, опасаясь провала.

Ю. Б. Константинов на допросе также утверждал, что в 1951 году подумывал об уходе из организации и даже купил себе с этой целью паспорт[439] (скорее всего, у него со времени демобилизации из армии не было гражданских документов). Очевидно, эти планы Константинову и большинству других руководителей организации было не так легко осуществить. И не только потому, что Павленко мог их удержать. Найти новое, хорошо оплачиваемое место, начать жизнь с нуля всегда непросто. Заработки играли немаловажную роль в сплочении соратников Павленко.

Личные доходы

Следствие, конечно, интересовало, какие доходы были у членов организации, точнее, сколько средств они «присвоили». Это было важно для определения вины каждого подсудимого. Прокуроры могли полагаться в основном на показания самих арестованных членов организации, сопоставленные с подсчетами сумм наличных денег, полученных ими в банках. В приговоре по делу говорилось, что с 1948 по 1952 год Павленко получил около 600 тыс., Константинов и Курицын — по 240 тыс., Клименко — 200–220 тыс., Туркин — 150–170 тыс., А. Губский — 140–150 тыс., Литвин — 120–140 тыс., Федоренко — 75–80 тыс., Рудниченко — 60 тыс., Пашун и Максименко — по 55–60 тыс., Костюченко и Ф. Губский — по 50–60 тыс., Невинский — 50–55 тыс., Чеховский — 35–40 тыс., Алабушев — 18–24 тыс., Монастырский — 15–20 тыс. руб.[440] Очевидно, что у подсудимых были основания скорее скрывать доходы, чем называть точную сумму. Но и прокуроры обладали определенной информацией, чтобы вывести их на чистую воду.