Корпус

Сергей так и не смог понять, да и сейчас недоумевал — что нужно было от него Ленке? Удовольствие? Все же она была не из таких. Да и вообще смотрела на жизнь слишком уж серьезно. Верила ли она ему? Сейчас казалось, что верила. Конечно, верила через силу — никаких торжественных обещаний он не давал, да и сама она не любила ставить точки над «i». Впрочем, в те дни он особо и не задумывался — просто жил. В конце концов, — успокаивал он себя, — Ленка взрослый человек. Если она не возражает и не требует определенности — значит, именно этого ей и надо. Стало быть, все путем.

А мужские функции у него оказались на высоте. У них не было ни одной из тех проблем, что описывались в ходящих по рукам затрепанных, тщательно обернутых в плотную бумагу, ксерокопиях. Все вышло просто и легко — как помыть руки или срезать отросшие ногти. Но что удивило — не случилось ожидаемого экстаза. Того, о котором он столько читал. Не летал он ни в какие бездны, не возносился в небеса. Приятно, само собой, но совсем не то. Ну ладно, главное — успокоился на свой счет. Первая серьезная проверка за двадцать четыре года. Две предыдущие — Томка и Светка — не в счет. Оба раза им помешали.

И до встречи с Ленкой его временами грызло беспокойство. Какой-то маленький ехидный червячок изводил душу сомнениями. А вдруг вообще не получится? Есть же какой-то процент людей, у кого не получается. Вдруг и он такой же?

Теперь же червячок был извлечен из души и торжественно раздавлен. Сергей успокоился. И как только успокоился — понял, что с Ленкой пора завязывать. Иначе все это перерастет во что-то непредсказуемое. Да и с Верочкой надо было форсировать события.

И тут как по заказу навалилась учеба, начались мучения с дипломом, зарядили тусклые осенние дожди… Ленка звонила ему несколько раз, но почему-то не заставала дома. А когда ей все-таки удавалось его поймать — он сухо информировал ее о том, что опаздывает на спецсеминар. Или в библиотеку. Или нужно прямо сейчас ехать в гости к каким-то дальним, но обидчивым родственникам. Поэтому не сейчас. Потом как-нибудь. Скоро.

Ленка поняла все правильно и звонить перестала. Последний раз она прорезалась в телефоне под Новый Год. Он тогда спал — ввалился домой после зачета, усталый и злой, не раздеваясь, плюхнулся на кровать и мгновенно отрубился.

Пронзительные звонки вытянули его из плотного, какого-то густого и тяжелого сна, где отвратительные, покрытые чешуей твари копошились в помойке, что располагалась во дворе. Слизь на зеленых чешуйках мутно поблескивала в последних лучах дымного солнца, сволочи проворно бегали, выискивая среди отбросов куски получше и вопили дурными голосами. Казалось, они звали его к себе, в мусорные кучи.

Он сел на кровати и потряс головой, приходя в себя. За окном уже повисли грязные сумерки.

— Да? Вас слушают! — хмуро выдавил он в трубку.

— Привет, Сережа, — услышав Ленкин голос, он мысленно чертыхнулся. Чего ей еще надо? Неужели так и не просекла, что все у них завязано?

— А, это ты… Ну, привет, — тем не менее, вежливо проговорил он. — Как жизнь, как учеба?

— Да как тебе сказать? На четвертом месяце.

— Чего-чего? — не понял он сперва. Потом все же сообразил, о чем речь. И что надо произнести какие-нибудь слова.

— А, вот оно что, — откликнулся Сергей, сам удивляясь своему спокойному тону. — И чего же ты хочешь?

— Я уже ничего не хочу, Сережа, — помолчав, медленно произнесла Ленка. — Просто информирую. Наверное, ты тоже должен быть в курсе.

Он похолодел. Только сейчас до него дошло. Вон оно! Побочный эффект проверочки! Догадывался же, нутром чуял, что у них с Ленкой обязательно кончится какой-нибудь пакостью. Но сейчас некогда распускать нюни. Надо взять себя в руки!

— А… Ну, спасибо за информацию. Нужна какая-нибудь помощь?

— Нет, я сама справлюсь. — Она опять помолчала. — Да, представь себе, помогать не нужно. А ты… Ты и вправду ничего не хочешь мне сказать?

Он с треском бросил трубку на рычаг. Сдерживаться уже не было сил.

А за окном свистела, веселилась хищная метель, наотмашь лупила по заиндевелым окнам, смеялась над ним во всю свою разбойничью мощь. И с кухни тянуло подгоревшей картошкой. Запах стоял еще с утра — отец в который раз не уследил.

…Да, ничего себе подарочек! Что же теперь делать? Вернувшись в свою комнату, он бросился на мятую постель и несколько минут лежал, разглядывая невысокий потрескавшийся потолок. В голове царила пустота — упругая, радужная, точно мыльный пузырь. Потом этот пузырь, как и положено, лопнул, и первая мысль была совсем уж не к месту: «Летом надо ремонт делать!» Мелькнув, она исчезла, а на смену ей выплыла старая прибаутка: «Нам чего, нам не рожать, сунул, вынул, да бежать.» Засело в мозгах еще со времен розового детства, с пионерлагерей… Неужели будет рожать? Одна, без помощи, с неоперабельной бабкой? Может, у нее все-таки хватит ума сделать аборт? Надо бы ей дать денег. Подзанять у ребят. Не у отца же просить — тот слишком глубоко видит. Дать, конечно, даст, но какие у него будут при этом глаза! Сколько же это может стоить? У кого бы узнать?