Итак, проблема человеческих ресурсов. Спасибо Огню, но, если бы дела Таррогайна бы не было, его стоило бы самому инициировать. Смешно, но опять всё сошлось на бастарде Юрденала. Парень умеет вляпываться в чужие операции, оказываясь в самом центре, и так, что без него не обойтись. Жаль, сразу не уточнил, какие это случайные подработки у сержанта-ветерана Гаора Юрда. Знал бы тогда, что он журналист… Хотя нет, операция готовилась слишком давно, и менять её было бы поздно. Но Огонь справедлив: получив рабство, парень получил и доступ к весьма интересной и недоступной другим журналистам информации. Интересно, каким образом родич сумел связаться с ним? И вот тоже… случайное совпадение…
…Визит действительного академика, профессора, не формального, а фактического главы философского и исторического отделов в отделении гуманитарных наук почтенного Варна Арма застал его врасплох. Меньше всего он этого ожидал. В конце концов, брат-бастард деда — не самая близкая родня. Тем более что дед со своими братьями особых отношений не поддерживал. Но и отказывать необычному визитёру не следовало. И для сохранения внешней конфиденциальности по-родственному встретились в его личной городской квартире.
Смотрелся профессор достаточно импозантно, вполне соответствуя своим званиям, оценил коньяк, безошибочно определив его происхождение.
— Кроймарн? Вот не ожидал, что он ещё сохранился.
— Да, — кивнул он и мягко вздохнул: — Остатки былой роскоши.
Профессор задумчиво кивнул, пригубил коньяк.
— Слишком многое стало остатком.
Он невольно насторожился.
— А о ещё большем осталась только память, — задумчиво продолжал профессор. — И скоро её будет некому хранить.
— Есть архивы, музеи, галереи, — осторожно возразил он.
— Вещи мертвы. Заключённая в них память жива, пока есть люди, — профессор поверх рюмки внимательно посмотрел на него. — Вы часто бываете в замке Армонтин? — И не дожидаясь его ответа. — А ведь это память вашего рода. И целой эпохи в нашей истории.
— Да, я помню, дед рассказывал мне о вашем решении. Сделать родовой замок общедоступным музеем и этим сохранить род. Остроумное решение, — искренне сказал он. — Но вы правы, я не бывал в замке, — и с извиняющейся улыбкой пояснил: — Я не историк, живу настоящим.
Профессор улыбнулся с горечью и кивнул.
— Да. Но как… — выразительная пауза и последовавшие за ней слова понравились ему сочетанием явного намёка на несказанное и правдой произнесённого, — как умный человек вы не можете не думать о будущем.
С этим нельзя было не согласиться. Ему стало настолько интересно, что он предложил играть в открытую.
— Забота о будущем привела Вас сюда, не так ли?
— Вы правы, — одобрительно кивнул профессор.
— Вас волнует будущее Армонтинов, Армонтов или Армов?
— Меня волнует будущее ургоров. Всего народа. Но теряя сейчас роды, ветви, семьи и даже отдельных людей, мы теряем и весь народ.
— Согласен, но без обновления нет будущего, а обновление невозможно без отмирания всего устаревшего, — сказал он, провоцируя профессора на спор.
— А кто определяет, что устарело? — ответил профессор вопросом.
Разговор становился, ну, очень интересным. О профессоре он слышал ещё от деда и, никому ничего не говоря, потихоньку собирал информацию о родичах. Принятый тогда тремя братьями-бастардами вариант спасения рода, к которому они строго по закону и обычаям не имели уже никакого отношения, восхищал оригинальностью замысла и изяществом исполнения. Как и решение об уходе в тень, практически в небытие, Венна Арма, которому обособленность от рода помогла сделать карьеру, ибо родственные связи зачастую мешают служебным. Но при этом никаких заявлений, документов и тому подобного, что может помешать совершить, если это понадобится, обратный ход. И упорство Кервинайка Армонтина, последнего из рода Армонтинов, с которым тот старается разрушить систему, дающую ему самому целый ряд привилегий, вызывало уважительное удивление.
— Вы задали интересный вопрос, почтенный. Конечно, можно сослаться на волю Огня, который сам выбирает, что сжечь, а что оставить, но…
— Но оставим рассуждения о воле Огня храмовникам, — кивнул профессор. — Каждый компетентен в своей области, а некомпетентность порождает неверные решения.
— На дюжину дюжин согласен, — подхватил он. — И что я могу сделать в пределах своей компетенции?
И тогда прозвучало это имя.
— Кервинайк Армонтин.
Он кивнул и уточнил.
— Кервин. «Эхо. Свободная газета».
— Да.
Профессор смотрел на него открыто и не строго, а требовательно. Требуя понять несказанное.
— Каждый человек бесценен. Я правильно понял вас?
Профессор кивнул.
— Нас слишком мало осталось, чтобы мы могли быть расточительными.
— Браво! — вырвалось у него. — Блестящая формулировка. Вы разрешите ею воспользоваться?
Профессор пожал плечами.
— Разумеется. А к вопросу об отмирании и обновлении… Что важнее? Сосуд, в котором пустота, или Огонь, пылающий в сосуде?
Он кивнул, оценив изящество цитирования старинного трактата, и продолжил изречение.
— Золото, украшающее Храм, или Храм, освящающий золото?
Брови профессора приподнялись в радостном удивлении.