Корректировка

— Да ты пойми, мы для них навроде муравьев. Муравьи насекомые умные, социальные. Но, что ты понимаешь в их мироустройстве? Вот стоит муравейник. Ты мимо ходишь по тропинке, иногда присядешь, понаблюдаешь. Муравьишки бегают, суетятся — милые такие. А потом раз и муравейник стал хиреть. Вымирать. Может в нем ламехузы завелись или грибки-паразиты — ты не знаешь. Жалко муравьишек! А пока ты думал, чем помочь — глядь, уже пустая куча стоит. Всё, нет муравейника. Отчего, почему? И спросить некого.

— Ну, допустим, — сказал я, проглотив винище, и не почувствовав вкуса, — допустим, все так и есть, но что мне делать-то? Может просто пойти к партийному руководству? Сказать, так, мол, и так… все развалится, вот факты, документы, делайте что-нибудь…

— Дурак, что ли? — невежливо прервал меня Жорж. — Кому нужны твои апокалиптические предсказания, когда им так хорошо и спокойно? С вероятностью в девяносто девять процентов тебя определят в дурку и просидишь ты там до какого-нибудь восемьдесят лохматого года. Такой расклад тебя устраивает?

— Не устраивает, но можно ведь по почте отправить… анонимно, так сказать.

— Да не проканает, — отмахнулся он.

— Почему ты так думаешь?

— Да потому! Вспомни Кассандру. Знаешь, что скажут? «Это просто невозможно». Люди не верят в то, во что не хотят верить. Тем более эта банда старых пердунов и догматиков из Политбюро — им ссы в глаза, они скажут: божья роса. Если бы они обладали стратегическим мышлением и способностью анализировать, то не допустили бы десятилетнего нахождения на высшем государственном посту полудохлой чурки с бровями, не обвешивали бы его тоннами орденов, а сразу дали бы под сраку. А они эти десять лет занимались лишь тем, что заметали мусор под ковер в надежде, что он куда-нибудь оттуда денется. Под их чутким руководством превратились в профанацию сами понятия коммунизма и социализма.

— Злой ты, — механически отметил я. — Но в таком случае, я не представляю, что делать.

— А тебе голова зачем дана? — голос у Жоржа стал каким-то деревянным, — Думай. Если жить хочешь — что-нибудь придумаешь! Время есть.

Я чуть не подавился вином.

— Хорошенькое дельце: пойти туда, не знаю куда, найти того, не знаю кого, убедить в том, не знаю в чем… Может, еще подскажешь, как его провернуть?

— Нет, друг мой, не подскажу, мне сие не ведомо. Мне, лично, на эту Совдепию положить с прицепом, развалилась и хер с ней. Для моего времени, это свершившийся факт и ничего тут уже не поделать. Тебе поручена эта задача, ты ее и решай.

— А «они» случайно не переоценивают мои способности? Может не мучиться, дожить оставшийся год и спокойно сдохнуть?

Жорж усмехнулся.

— Сдохнуть всегда успеешь. Не хочу давать советы, но я бы на твоем месте помучился. В конце концов, что ты теряешь? Здесь у тебя, всего лишь, еще один год никчемной, бесцельной жизни. А там, перефразируя классика, будет мучительно не больно за год, прожитый с целью. Кому еще дается такая возможность: спасти страну… да что там страну… весь Мир! Гордись. А ты ноешь.

Я поморщился.

— Вот только давай без этого пафоса. Ладно, эмоции в сторону! Почему я?

— А ты не догадываешься? Нет? Даже мыслей никаких по этому поводу? А мне кажется — догадываешься… — он хитро зыркнул своим прозрачным глазом.

Я пожал плечами — догадываюсь или не догадываюсь, это мое дело, пусть сперва сам скажет, что им известно.

— Ты ведь, кажется, был в своем институте заместителем директора по научной работе?

Я кивнул.

— Должность завидная! — продолжал Жорж. — А если б не развал, то скорей всего и директором стал бы, вместо старого хрыча? Он ведь, кажется, в девяносто третьем ласты склеил? А там и академиком, глядишь, бы избрали. И это в сорок пять-то лет! По советским меркам, головокружительная карьера, ничего не скажешь… А вот объясни-ка мне, брат Феликс, какие к этому были предпосылки?

— Наверно, учился хорошо, — нахально предположил я. — Глубоко усваивал знания.

— Действительно, красный диплом, то, се… Слушай, — вдруг сменил он тему, — а тебе, не кажется, что дождик собирается?

Действительно, только что чистое небо, потемнело от наползающей с востока огромной черной тучи. Налетел свежий ветерок, зашумев в листве деревьев, подбрасывая вверх всякий мусор. Забытый нами на лавочке пластиковый пакет взмыл и принялся метаться по затейливым траекториям. Вдалеке основательно громыхнуло.

— Ого! — сказал Жорж. — Хороший ливень намечается!

— А пошли ко мне? — предложил я. — Здесь рядом. Мы ведь еще не договорили. Чай-кофе есть.

— Заодно и винишко допьем, — легко, будто ждал приглашения, согласился Жорж, — в уютной, так сказать, домашней обстановке…

Мы еле успели заскочить в подъезд, когда свирепый раскат грома потряс до основания утлое здание и, из нависшей над самыми домами свинцовой тучи, хлестнула чудовищная молния. Словно испуганные собаки взвыли на разные голоса автосигнализации. Накатила шуршащая стена ливня.

* * *

— Чем ты еще можешь мне помочь? — спросил я, когда мы расположились на кухне, за моим колченогим столом.