— Нам выгодно, что не нам драться, — вздохнул Алексей. — В уничтожении индийцев никакой выгоды нет. Нам они ничем не мешали, наоборот. Понимаешь, мы ведь все равно не подгребем под себя весь мир, да никто и не ставит такой цели. Будем основной силой нашего мира, но не единственной. Освоим Европу, оставив кусочек немцам, и займем часть Штатов. Потом, может быть, будут какие‑то территории в Азии. После катастрофы останется слишком мало людей. Во всем мире их будет не больше, чем у нас, причем разбросанных небольшими группами. И все они потянутся к нам, потому что за двадцать лет одичать не успеют, а современное производство всего необходимого малой группой людей не создашь. Даже такой стране, как наша, была выгодна кооперация. Поэтому я считаю выгодным помогать другим. Не всем и без большого ущерба для себя, но помогать. Выживут и будут помнить.
— Будут ли?
— Кубинцы с бразильцами запомнят, и японцы тоже, а вот у большинства поляков это будет только лишним поводом для неприязни. Поэтому мы им помогать и не станем, разве что кое–кого пустим к себе, когда у них закончатся припасы. Сейчас Грабинский удавится, но к нам не обратится. Он знает о том, что я ему скажу.
— Что, неужели совсем не поможешь? Не верю!
— Помогу я им, помогу, но не в ущерб себе и на моих условиях. И еще заставлю отработать. Это будет только справедливо. А после оттепели им придется смотреть нам в рот, любят там они нас или нет. Это еще если хоть кто‑нибудь уцелеет. Отношение между людьми — это одно, а между государствами — совсем другое, а я должен в первую очередь заботиться об интересах своей страны и своего народа. И никто не сможет меня упрекнуть. Ресурсы у нас не безграничные, и жаждущих помощи гораздо больше, чем мы ее можем оказать. Так что выбирать, кому оказывать помощь, а кому отказать — это наше право. Хотя по–человечески мне жалко их всех, даже поляков. Люди не заслужили такой судьбы, тем более если это дети.
— А что у нас на границах с Европой?
— Пока подходят всего несколько сотен человек в день. Считай, никого нет. Но скоро должны появиться те, кого выгнали сами европейцы, а потом те американцы, которым не нашлось места на уходящих в Австралию кораблях. А по данным «Паутины» англичане уже начали отправлять караваны судов. Флот у них большой, но им наверняка, помимо пассажиров, нужно еще везти провиант. Одним рейсом не обойдутся, а море скоро застынет. Сейчас они вовсю используют авиацию, но все равно вряд ли вывезут даже треть своего населения, кому в таких условиях нужны американцы! Кстати, к Англии подошел один из их флотов, судя по всему — шестой. И где‑то еще должен болтаться седьмой, остальные они расформировали. Наш информатор сообщает, что на него грузят кое–какую боевую технику и американских солдат. И все ракетоносцы там, а значит, их придется отпустить. Наши моряки захватили в порту Нью–Лондон четыре уже прошедшие ремонт атомные подлодки и одну, на которой он еще только начат. На базе спаслось несколько человек. В основном это технический персонал. Они нам ее сдали в обмен на спасение. Сейчас помогают нашим ребятам осваивать американские подлодки и грузить в контейнеровоз все ядерное оружие, которое было в арсенале базы. А там его много, причем и тактическое, и стратегического назначения. Оставлять такое нельзя, поэтому все вывезем к себе и разберем где‑нибудь в безопасном месте. Химию тоже надо забрать, ее уничтожить еще проще. Там, помимо подлодок, пришвартована пара эсминцев, но их пока придется оставить. На все просто не хватит рук. Проследят, чтобы кубинцы отогнали к нам последние из отобранных кораблей, и пойдут в Севастополь. Пару бортов ненадолго задержим, чтобы забрать дипломатов. Сделают, и тоже домой. Нужно заканчивать с плаваньем. Холодно, темно, а теперь еще начинаются шторма, и все чаще встречаются льдины и даже айсберги. Возможно, из‑за вулкана сполз в океан ледник в Антарктиде, вряд ли все это успело замерзнуть само.
— Что, сильно болит? — спросила Ольга.
Она только что вернулась из школы, бросила в прихожей свой рюкзачок и первым делом пошла в комнату брата. Он сидел на кровати и пил чай из чашки, держа ее здоровой рукой. Увидев сестру, поставил чашку на столик и мотнул головой в сторону двери.
— По–моему, она опять плачет. Пойди успокой. Да нормально все, скоро буду бегать, по крайней мере на одной ноге. Но и вторая когда‑нибудь заживет.
Ольга послушно пошла в комнату Джейн и еще на полпути к ней услышала тихие всхлипывания. Вот как их мог услышать брат, и почему он всегда чувствовал, когда она ревет? Неужели он влюбился в ее американскую двойняшку? Девушка подошла к новой сестре и обняла ее за плечи.
— Не надо плакать, — сказала она по–английски. — Сейчас повсюду горе, а ты спаслась. Нужно радоваться, а не разводить сырость.
Английский она знала хорошо, лишь иногда немного задумывалась, вспоминая нужное слово. Сестра пока могла говорить на русском только на самые простые темы, но она быстро училась.