Корсар

Иду в комнату, где ещё не выбито окно, а мягкий свет из торшера отбрасывает причудливые тени на светлые стены, оклеенные простенькими обоями в цветочек. Комната небольшая, но уютная. Этот дом с большой натяжкой можно назвать красивым или хотя бы удобным для жизни, но я уже привыкла к нему.

Мы молчим несколько мгновений, почти превратившихся в вечность, а я чувствую непривычный покой, словно провалилась в ватное облако и парю там, в полной невесомости. Такое приятное ощущение, но непривычное. И опасное.

Сажусь на подоконник, спиной к вечно обесточенным фонарям, но вдруг звук битого стекла вырывает из сладкой неги. Вскрикиваю, кубарем лечу на пол, а на меня сверху сыплется водопад прозрачного крошева. Телефон вылетает из рук, а я падаю ничком, пытаясь закрыть голову рукой, потому что страх сильнее. Всхлипываю, борясь с рыданиями, и слышу далёкий голос из динамика мобильного. Надо дотянуться, сказать, что со мной всё хорошо. Почему-то именно это кажется самым важным сейчас. Не то, что снова побили окна, а брат, наверняка, и не подумал возвращать долг, нет. Именно услышать Роджера кажется самым правильным. От страха меня всю трясёт, а ноги будто ватные. Пытаюсь подняться, но осколки впиваются в кожу на ладонях, ранят, причиняя боль, а тёплая кровь тонкими струйками течёт из порезов. Настоящий ужас клокочет внутри, когда тени кажутся ожившими чудовищами, но я всё-таки нахожу в себе силы, чтобы как-то доползти до телефона и ответить.

Это нужно, важно и правильно.

— Нам стекло разбили, снова, — всхлипываю от боли и переполняющего страха. Закусываю дрожащую губу, а горло распирает ком непролитых слёз.

Надо держаться, я должна быть сильной, Артём отдаст деньги, и всё наладится. Обязательно. Эта откровенная ложь — спасительная соломинка, чтобы от ужаса ноги не протянуть.

— Твою мать, — шипит в трубку и чем-то гремит. — Ранена?

— Руки немного порезала, но всё в порядке. Правда-правда.

Ничего не в порядке! Но не могу ему об этом сказать, потому что и так сделал слишком много. Нельзя заставлять делать невозможное.

— Адрес! — требует, а я не сразу понимаю, что это он ко мне обращается. — Адрес свой назови!

— Зачем?

Сначала до слуха доносится отрывистая брань, а потом Роджер говорит:

— На карте кружочек поставлю, буду на ночь целовать, — нервно смеётся. — Говори, Ева, адрес, не зли меня.

И снова подчиняюсь, потому что, во-первых, в шоке и прострации нахожусь, а, во-вторых, почему-то именно с ним спорить не получается. Бросив: “Запрись и сиди тихо, я скоро”, отключает телефон, а я отползаю в самый дальний угол, хватаю упаковку бумажных полотенец с полки, отрываю почти половину и зажимаю кровь. А потом наконец-то даю себе разрешение разрыдаться.

10. Роджер

— Ты куда? — спрашивает Аня, когда я запихиваю в карман мобильный после разговора с Евой и куртку надеваю, не с первого раза попав в рукав. — Что-то случилось?

Отмахиваюсь, потому что сам справлюсь, да и Аня так себе компаньон для подобных поездок. Она толковая баба, но со своими проблемами привык разбираться самостоятельно, не хватало ещё секретаря с собой брать. Да и не думаю, что Ева обрадуется.

— Где Фельдшер? — спрашиваю, запихивая в карман куртки кошелёк и ключи. Вроде, всё взял. В голове полная неразбериха, в мыслях — сумбур, но заставляю себя усилием воли успокоиться и не думать о том, какое жгучее внутри желание кое-кого покалечить. Нет, нужно держаться, не поддаваться ярости, тогда всё можно исправить. Важно самому дров не наломать, а то только хуже будет.

Нужно убедиться, что с Евой всё в порядке. Мать их, найду, кто это сделал — хребет через рот вырву.

— Возле треков пасётся, — отвечает, искоса поглядывая на меня. — Позвать?

— Сам справлюсь, — рявкаю, хотя умом-то понимаю, что уж Аня точно ни в чём не виновата, но срываюсь, потому что черти пляшут внутри, готовые в любую секунду вырваться наружу и поубивать всех на хрен.

— У меня со слухом пока всё хорошо, можно было и не орать, — ворчит, глядя на меня в упор.

— Ладно, извини.

— Да без проблем, — пожимает плечами и снова что-то строчит на клавиатуре ноута.

— Мы сейчас с ним уедем, справитесь здесь?

Аня, не отрывая взгляда от экрана, кивает.

— Там один заезд всего остался и на сегодня всё. Так что точно справимся, не переживай.

— Если будет что-то срочное, звони.

И выхожу из ангара, набирая по пути номер Фельдшера. Он нужен мне сейчас, когда с Евой случилась беда. Злость кипит внутри, бурлит бушующим морем, а в глубине сознания трепещет мысль, что давно не был таким заведённым, не испытывал такой, выворачивающей наизнанку, жажды крушить всё на своём пути. Я ведь дал её братцу деньги, которых он явно не заслужил, так какого чёрта им снова окна побили? И где он шастает, если она одна дома? Мать их, нужно было взять его за шкирку, перекинуть через сидение мотоцикла и проследить, чтобы вернул долг. Но сделанного не воротишь, придётся разгребать последствия моей доброты, раз я таким идиотом оказался.