Корсар

— На удивление, в норме, — замечает Викинг, не поворачивая головы и следуя чуть впереди. — Я просил ребят держать меня в курсе, каждый час отзванивались. Пришёл в себя, даже дёргаться перестал. Его прокапали, так что почти на человека похож стал.

— Спасибо, — говорю, когда Викинг останавливается на первой ступеньке широкой лестнице, ведущей на верхние этажи.

Отмахивается от меня, словно ничего не совершил, ничем не помог. В этом весь Викинг — никогда не может адекватно реагировать на благодарность, вечно считает, что всё это должное и закономерное. Такой, собственно, и Карл.

— Его разместили в отдельном закрытом боксе. — Достигаем третьего этажа, где находятся отдельные палаты особенно матёрых пациентов, от которых лишь одни проблемы. — Уж слишком буйный товарищ попался, ты же сам всё видел.

Точно, видел, но лучше бы зажмурился. Слишком уж неприятное зрелище.

Когда рассказывал Еве о том, в каком дерьме на этот раз оказался её брат, всё-таки умолчал, насколько плох он был, когда я обнаружил его в гараже Карла. Не нужно это ей, потому что и так расстроилась сверх меры. Как бы удержаться и не прихлопнуть её брата — идиота?

Викинг на ходу достаёт из кармана телефон и набирает какой-то номер. Что-то выслушивает, потом отрывисто отдаёт приказы — я не вслушиваюсь — и убирает мобильный.

Осматриваюсь по сторонам, но на светлых стенах нет ни плакатов, ни объявлений. Пустота и тишина.

— Доброе утро! — произносит уже знакомый мне по вчерашнему визиту врач, выходя из-за очередного поворота. Не клиника, а катакомбы, мать их. — Пациент как раз проснулся и планово осмотрен.

— Андрей Петрович, обрисуй ситуацию, — просит Викинг, а я весь обращаюсь в слух.

— Сегодня уже с высокой долей вероятности можно утверждать, что шансы есть, — говорит врач, глядя на меня в упор. — Ночь прошла удовлетворительно, лечение организм не отторгает. Пока, во всяком случае. Надеюсь, так дальше и продолжится.

— Мне бы поговорить с ним.

Стою, сложив руки на груди, и барабаню пальцами по предплечью. Мне наплевать, разрешены здесь посещения или нет, мне нужно поговорить с дрыщёнышем, пока мы с Евой не уехали.

— Хорошо, — кивает врач и разворачивается на пятках. — Только не пережимайте, я вас прошу, психика всё-таки ещё очень нестабильна.

— Если Роджер пережмёт, мальчик сломается, — тихо смеётся Викинг. — Андрей Петрович, под мою ответственность.

Врач кивает, не поворачивая головы.

Мы минуем очередной коридор, пару раз сворачиваем, а я пытаюсь настроиться на конструктивную беседу с Артёмом. Главное, на самом деле не пережать.

В итоге оказываемся в небольшом коридоре, и, ведущий нас по этим катакомбам Андрей Петрович останавливается у белой двери.

— Подождите здесь, — просит и входит в палату, прикрыв за собой светлую дверь.

Ожидаем его возвращения в полной тишине. Викинг бросает на меня заинтересованные взгляды, но молчит, а у меня зубы сводит, как хочется курить.

— Ты во мне сейчас дырку прожжёшь, между прочим.

— Делать мне больше нечего, — усмехается, запуская руки в волосы. — Думаю, с лишней дыркой ты своей худышке можешь уже и не приглянуться.

— Ну так и не пялься тогда.

Викинг открывает рот, чтобы что-то сказать, но дверь палаты открывается и раздаётся :“Входите”.

— Иди, друг, я тебя в домике подожду, — говорит Вик и, развернувшись, быстро уходит.

Провожаю его взглядом, пока не скрывается за поворотом, и делаю шаг в маленькую палату. Здесь ничего лишнего: всё те же светлые оштукатуренные стены, высокий потолок, ламинат на полу. Небольшое окно закрывает решётка, по виду надёжная. Даже, наверное, слишком. В углу стоит кровать, с наверняка прикрученными к полу ножками, чтоб кому-нибудь особенно буйному не пришло в голову покалечить ею персонал. Если бы не чистота и стерильность, обстановка очень смахивала бы на тюремный лазарет.

От неприятных воспоминаний внутри что-то скукоживается, просится наружу, требует дать волю, но несколько раз медленно и глубоко вдыхаю спёртый воздух, пахнущий лекарствами, и немного успокаиваюсь.

Дверь за моей спиной открывается и входит здоровенный бугаина — санитар.

— Игнат побудет здесь на всякий случай, — говорит врач, делая шаг в мою сторону. И уже к санитару: — Если что, я в ординаторской.

Игнат кивает и замирает каменным изваянием, слева от входа. Такой себе рыцарь в тёмно-зелёной униформе. Только нахер он мне здесь не сдался, красивый такой.

— Парень, выйди, пожалуйста, — прошу санитара, а он удивлённо вздёргивает левую бровь. — Если что, я тебя позову.

— Не положено, — категорично отвечает и сводит брови к переносице. Мать их.

— Пойди, покури или по коридору прогуляйся. Правда, будь другом и не доводи до греха.

Игнат бросает на меня хмурый взгляд, а я достаю из портмоне пятитысячную купюру и запихиваю ему в карман.

— Купи себе бутылку коньяка. Или мороженное. Но выйди отсюда на часик.

Он тяжело вздыхает, последний раз пытается воспротивиться взыгравшей алчности, пялясь на купюру, торчащую из нагрудного кармана, но, поразмыслив, выходит из палаты. Люблю людей, с которыми можно договориться.