До полудня я крепился, отгонял черные мысли. По моим подсчетам, мне еще можно провести в этой эпохе лет семь-восемь. Уходить из нее и начинать все сначала не хотелось. Тем более, что стартовый капитал маловат. Вроде бы я ничего не нарушал: русские купцы давно уже освоили дорогу из Архангельска в Лондон. Наверное, я не знаю других правил, которые регламентируют мое пребывание в каждой эпохе. Если они вообще есть. После полудня по левому борту стал виден английский берег. Нас медленно несло к нему. Самое позднее в полночь шхуну выбросит на берег.
Я не знал, что происходит после того, как оказываюсь в воде. Надеюсь, что шторм прекращается. По крайней мере, я не нашел никаких сведений о выброшенном на голландский берег судне в тот год, когда пересел в шлюпку и оказался в Роттердаме. Поэтому и сейчас я приказал спустить на воду тузик и взять его на буксир. Мол, так он будет удерживать судно на курсе. После чего пригласил в свою каюту Захара Мишукова и Николая Истошина и проинструктировал их, что надо делать, если со мной вдруг что-нибудь случится, а шторм стихнет. Маршрут до Архангельска я с ними проработал чисто в учебных целях, не предполагая, что им придется закрепить теорию практикой.
— Захар, ты тогда станешь капитаном, а Коля — страшим помощником. Поведете шхуну в Архангельск. К берегу не прижиматься, шведские суда не захватывать. В Архангельске продадите товары и шхуну, рассчитаетесь с экипажем, а остальное отвезете моей жене. — Я показал на шкатулку из черного дерева, в которой хранил судовые документы и другие важные бумаги, а сейчас в ней были еще и письма жене и последняя воля почившего. — Эту шкатулку тоже отдадите ей.
— А что может случиться?! И не такие шторма выдерживали! — воскликнул Николай Истошин.
— Дело не в силе шторма, — произнес я. — Идите отдыхайте. Подмените меня, когда позову.
Северное море продолжало бесноваться. Когда в скулу шхуны ударяла высокая волна, мириады, как мне казалось, серых брызг подлетали вверх и крупным дождем опадали на шканцы. В такие моменты я переходил на левый борт, который забрызгивало меньше. На мне, как обычно во время шторма, спасательный жилет и прочее барахло, которое пригодится в следующей жизни. На этот раз я прихватил еще и винтовку. Ее можно будет продать вместе с пистолетами, если вдруг потребуются деньги. Берег был всё ближе, а ветер становился всё сильнее. На этот раз мне было особенно противно уходить. Противно до тошноты. Или это меня наконец-то одолела морская болезнь?
На палубе шхуны был лишь рулевой, который прятался у планширя правого борта. Руль был закреплен намертво, так что в обязанности матроса входило лишь наблюдение за обстановкой. Разгуливающего на шканцах капитана он не видел. Наверное, слышал мои шаги, если при таком сильном завывании ветра в такелаже можно хоть что-то услышать. Я подтянул тузик к корме шхуны. Между высоких волн лодка казалась маленькой и ненадежной. В нее уже набралась вода. Спуск по буксирному тросу оказался не совсем удачным, я таки окунулся по пояс в волну и только потом оказался в тузике. Буксир не стал перерезать, а отвязал. Конец его был размочаленным, так что подумают, что порвался. Тузик сразу развернуло бортом к волне и чуть не перевернуло. Я ухватился руками за борта лодки и наклонился, чтобы центр тяжести стал ниже. Меня обдало водой, но не сильно. Когда поднял мокрую голову, шхуны рядом не было. Словно бы бугристое море было покрыто длинными полосами седой пены, которые тянулись с востока на запад, к английскому берегу, серому и как бы вымершему.