Корсар

Из-за окружавших его болот Роттердам почти не изменился в размерах, разве что значительно подрос вверх. Раньше трехэтажные дома были редкостью, а теперь почти все в четыре или пять этажей, и видел даже семиэтажные. Двухэтажных в центре почти нет. Остались только на окраинах. Как и раньше, построены дома из кирпичей, покрытых защитным слоем дегтя. В богатых домах есть элементы — карнизы, фронтоны… — из камня-ракушечника, которые выделяются светло-коричневыми пятнами на черном фоне. На улицах попадаются подростки в одежде двух цветов герба Роттердама: левая половина белая, а правая — зеленая. Как мне объяснили, это сироты и подкидыши, которых мэрия содержит и обучает какой-нибудь профессии в специальных приютах. По достижению подростком пятнадцати лет, ему выдают нормальную одежду и немного денег и оправляют в свободное плавание. Большинство мальчиков-сирот становится моряками. Впрочем, и большинство мальчиков, выросших в семьях, тоже посвящают себя морю или, на худой конец, кораблестроению. Есть приюты и для бывших проституток, где они занимаются посильным трудом — плетут кружева или вышивают. Заключенные в тюрьмах тоже не бездельничают, как раньше, а работают на благо свое и города. В общем, голландцы, как и положено скупердяям, первыми поняли, что дешевле потратиться на искоренение причин для возникновения преступности, чем бороться с ней, и начали строить небоскреб под названием «социальное государство». В двадцать первом веке у меня было подозрение, что небоскреб вот-вот рухнет под собственной тяжестью и похоронит под собой Нидерланды. На такой болотистой, во всех смыслах слова, почве опасно строить высокие здания.

Свой дом я не нашел. На месте его и тещиного был пятиэтажный из покрытого дегтем кирпича, без каких-либо украшений, с маленькими узкими окнами, в которых нижняя половина поднималась вверх по принципу гильотины. Ни одного ван Баерле тоже не оказалось в Роттердаме. Говорят, все представители этого богатого рода перебрались в Амстердам, чтобы стать еще богаче. Зато верфь находилась на том же месте, и у хозяина свободного стапеля были такие же уши, похожие на пожухшие лопухи, и стойкий перегар, как и у того, который владел им почти полтора века назад. Может быть, это его потомок. На этот раз мне не удалось удивить корабела необычным заказом.

— Трехмачтовую гафельную шхуну с острыми обводами и соотношением длины к ширине, как шесть к одному, марселями на фок-мачте и грот-мачте, длинным бушпритом под три кливера? — уточнил корабел. — Сделаю. Есть у меня чертежи похожей шхуны на восемьдесят пять ластов (сто семьдесят тонн). Надо будет только немного поработать с обводами и бушпритом. Если подойдет такая, сделаю быстро. Если нет, надо будет подождать, когда рассчитаю нужную.

Ты смотри, они уже рассчитывать научились! Скоро будут знать больше меня.

— Именно такая мне и нужна, — согласился я, потому что хотел получить судно, как можно быстрее.

— Без такелажа и парусов шхуна обойдется тебе в тридцать тысяч гульденов. Треть сразу, треть — когда сделаю половину работы и треть — окончательный расчет, — сообщил корабел.

Когда-то голландский гульден был равен французскому экю, но сильно девальвировал. По реформе тысяча шестьсот восемьдесят первого года он немного дороже ливра. Я учел в «Стадсбанк ван Ленинг» сразу все векселя. Вдруг мне захочется исчезнуть? Странно будет, если покойник вдруг предъявит к учету вексель. Банк располагался в массивном, не похожем на тонкие соседние, трехэтажном здании с крыльцом из камня-песчаника, которое издали было похоже на льдину, прижатую приливом к черному утесу. Как мне сказали, головной офис в Амстердаме располагается в шестиэтажном здании. Я вспомнил времена, когда голландские банки располагались в одноэтажных домишках, где в офисе с трудом помешались хозяин, его помощник и пара посетителей. Отдав корабелу треть за шхуну, остальное разместил на счете под три процента годовых. Хоть что-то, да накапает.

Гостиница, в которой я остановился, находилась неподалеку от рыбного рынка, не изменившегося ни капельки. По крайней мере, вонища там была прежняя, ядреная. Я сразу вспомнил, как шел по рынку к монастырю, чтобы поглубже пообщаться с инквизиторами. Теперь их в Роттердаме не встретишь. На первом этаже гостинцы располагались служебные помещения, включая кухню и ресторан, на втором и третьем — комнаты для иностранцев с длинными и широкими кроватями, а на четвертом — для голландцев, предпочитающих платить меньше и спать сидя. Чем выше этаж, тем комнат больше в полтора раза, но метраж их меньше в те же полтора раза и цена ниже, но не в полтора, а примерно в один с третью. То есть, четвертый этаж был самым доходным. Да и заполнялся лучше. Единственным недостатком гостиницы было отсутствие конюшни, но, как меня заверили, в других тоже нет. Роттердамцы предпочитают держать лошадей в виде вяленого мяса или колбасы. Зато у хозяина гостиницы был договор с загородной конюшней, куда и отвели моих лошадей.