Настоящий сочный букан, который пользовался среди флибустьеров[33]
и корсаров наибольшим уважением и высоко ценился, получался из несоленого мяса. Но, чтобы его приготовить и чтобы копченое мясо долго хранилось, требовалось большое мастерство. Обычно буканьеры клали в костер кожу, жир и кости убитых быков, чтобы дым был плотней и мясо приобрело приятный аромат. А еще в огонь бросали корешки разных растений и травы. Это как раз и являлось главным секретом, который Тимко разгадал без помощи Гуго Бланшара, – у того была своя, отдельная коптильня, к которой во время копчения мяса он никого не подпускал.Определив вырезку на букан, Тимко занялся обедом. Это не требовало ни особого умения, ни затраты сил: куски мяса, которые не пошли на букан, он слегка посолил, насадил на вертел и поставил на костер, чтобы зажарились. А потом прилег на подстилку из камыша, закурил и задумался. Почему-то на ум пришла Ядвига, и Тимко почувствовал, как в горле образовался комок.
Как давно это было… Любовь, объятия, поцелуи, наконец, близость… И клятвы о вечной любви и верности. Сколько их было! И от всего этого осталась лишь горечь воспоминаний…
Глава 3. Тортуга
Мишель де Граммон сидел на палубе возле небольшого круглого столика из ценных древесных пород, меланхолично потягивал вино из серебряного кубка на высокой ножке и как зачарованный глядел на предзакатное небо. Он любил потрясающее буйство красок, которое природа Мейна являла человеческому взору ранним утром, когда всходило солнце, и на закате. Эта любовь произрастала из детства. Увидеть рассвет на улице Могильщиков не представлялось возможным. Дома там стояли так близко, что женщины судачили о своих делах, не выходя на улицу, – до пояса высунувшись из окон. А уж те, которые жили на верхних этажах, и вовсе могли при надобности передать друг дружке из рук в руки сковородку, солонку или еще что-нибудь. Солнце освещало улицу Могильщиков только в полуденные часы, и то недолго, потому что она напоминала узкое горное ущелье.
В конечном итоге юный Мишель нашел выход из положения. Проснувшись ранним утром, он бежал к церкви Сен-Сюльпис и забирался на колокольню, распугивая гнездившихся там голубей. Обычно людей в эти часы было немного, и никто не замечал мальчика, который карабкался по стене высокой башни, как белка. Оказавшись наверху, Мишель с непонятным восторгом и замиранием сердца следил, как огромный малиновый шар постепенно выползает из-за горизонта и заливает мир золотым светом. Но еще больше ему нравился закат, когда уставшая природа готовилась отойти ко сну. В такие минуты Мишеля охватывало странное предчувствие чего-то необычайного, каких-то увлекательных и опасных приключений, которые ждали его впереди.
Мишель невольно поморщился; он не очень жаловал эту пиратскую песню. Она была грубой, не такой изысканной, как веселые песни вагантов[34]
, к которым он имел пристрастие. Но команда его корабля как раз начала разбирать снасти после авральных работ, а дело это нелегкое, приходилось, что называется, рвать жилы, поэтому песня пришлась в самый раз.Мишель де Граммон размышлял, что делать дальше.
После того как фрегат «Вандом» разбился о рифы неподалеку от Эспаньолы, его репутация в королевском флоте изрядно пошатнулась, ведь он потерял почти всю команду. Спаслись лишь два офицера – он и его первый помощник, лейтенант Матис Дюваль, – и семеро матросов. Это было ужасно. Капитан без корабля и команды – что может быть хуже во французском военном флоте? На большее, чем второй помощник в чине лейтенанта на каком-нибудь захудалом корвете[35]
, которого капитан жучит за малейшую провинность или просто потому, что у него плохое настроение, Мишель рассчитывать не мог.Но ее величество госпожа Удача решила иначе: она по-прежнему благоволила к записному бретёру и гуляке, подвиги которого на этой ниве среди офицеров королевского флота стали притчей во языцех. А гулял Мишель и впрямь с размахом. После того как он стал командовать «Вандомом», его словно сорвало с якоря. Особенно когда фрегат перебазировался на Мейн. Пьяные похождения де Граммона постоянно заканчивались дракой или поединком. Дрался Мишель с неистовостью викинга-берсерка, а в дуэлях ему просто не было равных.