Корсары Мейна

В тот счастливый день Мишель де Граммон, как обычно, торчал в таверне «Флибот». Ожидая нового назначения, он осел на Тортуге, где снял жилье в поселении пиратов, охотников и рыбаков Бас-Тер. Гавань Бас-Тер – Низкая земля – была единственным местом на юге острова, где могли причаливать крупные суда. Над нею высился могучий утес, называвшийся просто Горой. Лучшего места для форта нельзя было придумать. Гору венчал отвесный уступ с квадратной – со стороной в семьдесят футов – каменной площадкой на вершине. Там установили орудия для защиты гавани, построили казарму на сто человек, а в пещере сделали склады для продовольствия и боеприпасов. Вырубленные в скале ступеньки вели к подножию уступа, но на площадку можно было забраться лишь по железной лестнице, которую в случае опасности втягивали наверх.

Остров Тортуга имел в окружности около шестнадцати миль. Свое название он получил из-за сходства с гигантской черепахой. Среди скал росли большие деревья, которые цеплялись корнями за любую щель, ведь земли там почти не было. Северная сторона острова была необитаемой и очень неприветливой: ни удобных стоянок для пиратских посудин, ни отмелей, только небольшие ровные пляжи среди прибрежных утесов. Поэтому люди в основном селились на юге.

Обитаемая сторона Тортуги делилась на четыре части. Самая лучшая из них – Бас-Тер с удобной гаванью; именно туда и приставали корабли. Восточнее, неподалеку от Бас-Тера, располагался район Пуант-а-Масон. Западнее, на расстоянии примерно в полмили от Бас-Тера, лежал поселок Кайон, в котором жили наиболее богатые и известные колонисты. На плодородных почвах по берегам полноводного ручья выращивали индиго. Далее к западу, в средней части острова, находился обжитый совсем недавно район Мильплантаж, славившийся превосходным табаком. Еще дальше начинался район Ле-Гринго, где тоже имелся источник воды и выращивалось индиго. Над Бас-Тером и Кайоном возвышался холм Ла-Монтань, на котором располагались резиденция губернатора и часовня.

В порту Бас-Тер насчитывалось с десяток лавок и около сорока более-менее солидных домов, частью деревянных, частью глинобитных, в которых проживали ремесленники и купцы. На окраине поселения были рассыпаны в полном беспорядке множество бедных хижин, плетенных из хвороста и крытых пальмовыми листьями, где ютились охотники, рыбаки и слуги – в общем, беднота. Порт был способен вместить до тридцати кораблей и столько же барок[36]. Плодородные земли в окрестностях Бас-Тера обрабатывали рабы-африканцы и вольнонаемные, которые должны были оплатить таким образом путешествие в Новый Свет. Плантаторы выращивали качественный сахарный тростник, великолепный табак и индиго. Незаселенную часть Тортуги покрывал лес.

Таверна «Флибот» была одной из многих в Бас-Тере. Уж чего-чего, а развлекательно-питейных заведений в пиратской столице хватало. Вернувшись из удачного похода, расфуфыренные флибустьеры швыряли деньгами направо и налево, спуская все за несколько дней, после чего снова облачались в рваное тряпье и отправлялись в очередной набег. Кроме роскошных нарядов и украшений деньги тратились на женщин, игру в карты и кости, на обжорство и обильные возлияния. Пиры заканчивались тем, что флибустьеры – те, кто не рухнул наземь и не захрапел, – орали во все горло песни на берегу и дрались.

Мишель де Граммон наливался ромом в полном одиночестве. За то время, что он провел на Тортуге, ему пришлось драться на семи дуэлях, и четверо его противников отдали Богу душу. Смуглый, небольшого роста, неряшливый в одежде француз, очень похожий на испанца, был страшнее гремучей змеи. Его побаивались даже признанные буяны, которых мясом не корми, а дай подраться. Недоброжелатели Мишеля по-прежнему называли его Испанцем; но, в отличие от Франции, где это прозвище относилось к его внешнему виду, на Тортуге прослыть испанцем означало иметь постоянные конфликты. Ненависть к Испании объединяла все нации, собравшиеся на острове.

– Сьёр де Граммон?! Вы ли это?!

Голос, который раздался над ухом, заставил Мишеля вздрогнуть. Как давно он его не слышал… Не может быть! Мишель резко обернулся, вскочил… и очутился в объятиях убеленного сединами флибустьера, симпатичное лицо которого несколько портил сабельный шрам через всю левую щеку.

– Шевалье де Сарсель… – выдохнул Мишель, все еще не веря своим глазам. – Наставник! Разрази меня гром, я сплю! Но будить меня не нужно! Лучшего сна я давно не видел.

– Нет, не спите, мой дорогой друг, – смеясь, ответил Пьер де Сарсель. – Это действительно я, собственной персоной. Позволите?

Он указал на табурет напротив Мишеля.

– О, конечно! Эй, Джимми! Где этот проклятый негритенок?! А, ты уже здесь… Принеси нам рому. Самого лучшего!