Кортик фон Шираха

– Отто, бери чемоданы, хватит ловить ворон, – вывел его принц из мысленной воронки, затягивающей всё глубже. – Шевелись, пожалуйста.

Шульц послушно взял два фибровых чемодана: большой – принца, маленький – свой, и поспешил вслед начальнику, бодро шагавшему по перрону.

Престижный черный Horch 830 довез спутников на Унтер ден Линден, где в доме на углу с Фридрихштрассе принц обычно останавливался в шикарных апартаментах какого-то своего то ли родственника, то ли друга. За полтысячи лет династии цу Шаумбург-Липпе было бы удивительно не накопить их. Принцу, как адъютанту доктора Геббельса, предстояли непростые дни XI Олимпиады. Нужен был не просто пропагандистский успех, а триумф! По расчетам статистов ожидалось рекордное количество зрителей на стадионах, более трех миллионов. Все спортивные сооружения были построены в короткий срок, а радиорепортажи соревнований с них должны были транслироваться на 41 страну мира. Впервые в истории, ведомство Геббельса организовало телетрансляции наиболее важных спортивных событий, так что счастливые обладатели телеприемников имели возможность увидеть не только спортсменов, но и торжество идей национал-социализма, несущего мир народам Земли. Для этого телекамера должна была выхватывать флаги со свастикой вместе с олимпийскими кольцами. Каждый день министерство пропаганды должно было готовить новостной бюллетень, рассылаемый на 3500 газет и журналов, причем Гитлер лично приказал обеспечить перевод не только на основные языки, но и на экзотические, так что пришлось набрать дополнительных переводчиков.

– На сегодня – свободен, завтра в 7 утра у меня, – коротко бросил принц, закрывая дверь апартаментов.

Отто досталась чистая уютная комната на нулевом этаже, в помещении для прислуги, по соседству с поваром и консьержем. Получив свободу на вечер, как понятно, юноше не терпелось побежать знакомым маршрутом в кондитерскую фрау Шмук в двух кварталах отсюда, чтобы увидеть Оттилию. Отто почистил и погладил мундир, с сожалением посмотрел на маленький нож в стальных черных ножнах, не шедший ни в какое сравнение с тем клинком, который он держал в руках часом ранее. Приладил нож подвесом к ремню, расправил складки форменной рубахи. Зачем-то вынул нож из ножен, прочел надпись «Кровь и честь», вытравленную почерком рейхсюгендфюрера Бальдура фон Шираха на лезвии. «И справа в глотку, и слева в глотку, и глубоко в живот…» – промелькнула в мыслях знакомая цитата. Отто спрятал нож в ножны, еще раз осмотрел себя в зеркало.

Выйдя на улицу, минуту стоял, как завороженный. Унтер ден Линден утопала в зелени, флагах со свастиками, толпах гуляющих празднично одетых людей. В парадной форме не спеша шли эсэсовцы, летчики, пехотинцы, все весело смеялись. Люди передвигались группами и по одиночке, мужчины под ручку с дамами в ярких платьях и шляпках, с детьми с воздушными шариками и мороженым. Туристы с фотоаппаратами, в каких-то причудливых нарядах, велосипедисты с флажками, беспричинно динькающие в свои звоночки, машущие руками пассажиры проезжающих лакированных авто, все это было приправлено отовсюду раздававшейся музыкой духовых оркестров и смехом, присыпано запахом липы и праздника.

Отто двинулся в сторону площади Жандарменмаркт, вращая головой по сторонам и не переставая восторгаться. Он улыбался. Встретив стайку синих юбок из Союза немецких девушек, помахал им рукой, вспомнив, как упал здесь с велосипеда на глазах таких же вот белокурых девчонок. Ему помахали в ответ.

Не доходя пары десятков шагов до кондитерской фрау Шмук, резко остановился. Из распахнувшейся двери вышла Оттилия. Точеная фигурка, облаченная в легкое ситцевое белое платье в черный горошек, распущенные светлые волосы, подхваченные ветром, это была она. Но восторг на лице Отто сменился гримасой ужаса: вслед за Оттилией следовал молодой человек, также, под стать ей празднично одетый в белые широкие брюки и рубашку, и он… он приобнял Оттилию за талию, она не отстранилась, а лишь весело засмеялась и молодые люди, держась за руки, бодро зашагали куда-то, удаляясь от замершего парня в форме Гитлерюгенда.

Оркестры на улицах начали играть в разнобой, смешивая звуки музыки в какофонию, ветер принес откуда-то запах гари, на светящее солнце набежала туча, придав серый оттенок праздничным нарядам прохожих. Сквозь туман перед глазами видел Отто движения уходящей Оттилии, сквозь вату в ушах слышал он ее удаляющийся смех. Она никогда не ходила с ним, как с этим в белых штанах, смеющаяся, держащая за руку, счастливая. А ведь буквально два месяца назад они встретились перед его отъездом, чтобы сходить в кино. Как такое могло случиться? Отто чувствовал стук в висках, ощущал тяжесть в груди, он впервые пил этот горький коктейль из тоски и беспомощности.

– Молодой человек, если вы будете так стоять посреди тротуара, не удивляйтесь, что вас когда-то пнут, – вывел Отто из оцепенения чей-то голос.

Рядом с Отто остановился капитан Вермахта. Увидев потухшие глаза парня, он тронул его за плечо и спросил:

– С тобой все в порядке?

Отто пришел в себя и ответил по-военному: