Отто разжал ладонь, испугавшись. Оружие безвольно рухнуло вниз, но подвес не дал упасть. Парадный кортик, не предназначенный для боя, просто вспылил. Как и Отто. Юноша провел ладонью по лбу и волосам, как скальп на месте проверил. Мокро. Отряхнул капли пота с кисти, будто дождем тротуар оросил. Надо успокоиться. Стоял, смотрел на парочку на углу. Что такого? Сейчас этот Михаэль отдаст ей билеты на стадион, раз обещал. И все. Она возьмет, принесет ему, тому самому Генриху Первому, кто остался в подсобке. Ничего страшного не случилось. В этот момент Отто понял, что его, того самого Генриха Первого, великого рыцаря Германии в подсобке кондитерской нет, сбежал он, испугавшись молочных бидонов. Сейчас туда вернется Оттилия, и именно так и решит. Сбежал! Она придет с билетами, вместе они должны пойти и насладиться спортивным праздником на глазах у всего мира, а он сейчас, как последний идиот, стоит тут и потные ладошки отряхивает. Надо вернуться. Срочно.
Отто сделал уже шаг в том направлении, откуда сбежал пару минут назад, но вдруг… Оттилия, встав на цыпочки, чмокнула рослого Михаэля в щеку, повернулась и, на прощанье помахав рукой, быстро пошла в сторону кондитерской. Никаких билетов этот Михаэль ей не дал. Она просто с ним поговорила и поцеловала. Да кто она такая? Как она может себя вести так с ним, с Отто, только что признавшемся ей в любви и признавшей ее своей богиней? И кто такой этот Михаэль, поганый билетер, так бесцеремонно обращающийся с ней и его, Отто, чувствами?
Не двигался с места. Никак. Стоял и смотрел, как ее легкая фигурка скрылась за стеклянными дверями кондитерской. Сейчас она войдет в подсобку и будет искать его, Отто Шульца, может вернется обратно, чтобы опознать среди прохожих. Перевел взгляд на Михаэля. Тот спокойно развернулся и, не оборачиваясь, быстро пошел в сторону площади Кайзера Франца Иосифа. Отто двинулся за ним, снова повинуясь какому-то инстинкту. То, что у него важная миссия, касающаяся церемониального имперского оружия, Отто совсем не трогало. Символ новой империи болтался на ремне, как обычный детский ножик, годный лишь для нарезки колбасы или заточки карандаша.
Михаэль вышел на площадь и двинулся прямиком к храму святой Ядвиги, слишком хорошо знакомой дорогой, видимо, для обоих. Отто шел в 20-ти шагах, не боясь быть замеченным. Даже если Михаэль обернется, откуда он знает, что парень в форме Гитлерюгенда следует именно за ним. Улицы полны народу, на Отто никто не обращал внимания, и тем более никого не заинтересовал странный нетипичный клинок, висящий на его ремне. Зачем Отто следовал за Михаэлем все эти пятьсот шагов от кондитерской? Этот вопрос юный Шульц задал себе лишь тогда, когда Михаэль вошел в храм. Отто остановился, не решаясь подняться по ступеням, задумался. Что он здесь делает? И он – Отто, и этот Михаэль? Михаэль – прихожанин церкви? Такой же, как Отто? Может, он и у пастора Лихтенберга исповедуется и причащается? Рассказывает ему о своих проблемах, о своих чувствах? Как-то Отто рассказал святому отцу о чувствах к Оттилии. Неумело так, невнятно, сказал, что нравится одна, и он не решается к ней подойти. Падре тогда ласково приобнял его, погладил по голове и что-то процитировал из писания… О любви к женщине, о ценности семьи, о том, что придет время и у Отто будет семья, любящая жена, дети, много чего хорошего тогда рассказал Лихтенберг. И вот, сейчас, он то же самое, наверное, рассказывает этому Михаэлю, даже не подозревая, что и он, и Отто, посвящают падре в свои чувства к одной и той же особе.
Постоял еще минуту. Потом присел на ступени храма. Кортик негодующе звякнул о камень.
«Ах, ты… – вспомнил Отто о главной цели своего сегодняшнего поручения. Взялся за ножны, попытался рассмотреть ущерб от поцелуя оружия с каменными ступенями. Едва заметная точка на стальном навершии ножен. Ничего страшного, никто и не заметит. Надо бы вернуть кортик на место, в его краснокожий саркофаг, который притаился подмышкой. Но не решился. Людей вокруг полно, всем сразу станет интересно, как только начнет снимать с себя ремень. Отто встал. Решил обойти храм, там другой выход, откуда он обычно покидал пасторскую обитель. Где его тогда стошнило на мостовую, после рассказа святого отца – узника концлагеря. Прошел тридцать шагов за угол, оказался в том самом месте. Почудился запах рвоты, замутило. Присел на ступени заднего входа, они весь день в тени, холодом быстро обняли голые ноги, успокаивали.
Просидел несколько минут, разглядывая узоры каменной мостовой, сплетенные вокруг форменных ботинок. Тяжело дышал, стараясь унять тошноту. Слишком много событий сегодня: штаб-квартира Гитлерюгенда, кортик высшего руководителя в руках, встреча с богиней, признание в любви, измена, все это на фоне бравурных духовых мелодий и витающих в воздухе радости и величия.