Корвет «Бриль»

Лавада остановился, завидев Папоркова.

— Куда это столько? — спросил Лавада, оглядев радиста, увешанного сумками.

— Семья большая, — откликнулся Борька.

Вахоличев прыснул. Лавада нахмурился, пожевал губами и отвернулся.

— Федор Андреевич, — сказал Степаненко. — Папорков может провести экскурсию.

Он сообщил о посещении музея. Оказывается, сюда приезжают из многих стран, чтобы посмотреть греко-римский музей и побывать у колонны Помпея.

— Подумаем, — сказал Лавада.

— Стоянку сокращаем, я слыхал, — вставил Озеров. — Грузят по-скоростному.

«Воронеж» принимал тюки хлопка — фрахт для Лондона. Белые хлопья вьюгой кружились над судном. Ветер посвежел.

В кают-компании звонко распевала Изабелла. Боря и на минуту не задержался в каюте, только бросил на койку Стерневого покупку.

Последнее время Боре никак не удавалось побыть с Изабеллой наедине. Выяснить наконец, сердится она или простила… Вернее всего, еще сердита. Очень уж явно она избегает его.

Подавляя робость, Боря открыл дверь кают-компании. Изабелла накрывала к ужину. Оглянувшись на Борю, она перестала петь. Он поставил на стол сумку.

— Нравится?

— Убери, убери со скатерти! Чистая же скатерть, Борька! Разве можно…

— Нет, ты скажи, нравится? — Он послушно снял сумку и держал ее вытянутой рукой. — Кто это? Не знаешь? Жена фараона, царица Нефертити, да было бы тебе известно. А Озириса тоже не знаешь? Ставлю двойку, девочка.

Болтая, он становился смелее. Изабелла схватила сумку, водила по ней пальчиком, упоенно слушала Борьку.

— Ой, без четверти уже, — спохватилась она. — У меня ни-че-го не готово. На!

— Это тебе.

— Ну зачем? — Изабелла густо покраснела.

— Просто так.

— Ну, ладно, Боря… Ну, спасибо…

— Так ты не сердишься больше?

Ответа он не получил. Изабелла, совсем пунцовая, выбежала в буфетную. На столе, на чистой скатерти, осиротело лежала сумка. Царица Нефертити наблюдала за Борькой с выражением, которое невозможно разгадать.

Боря потоптался на месте, переложил сумку на стул и вышел, силясь понять сложность женской натуры.

В каюте пыхтел Стерневой. Елозя коленками по полу, он затискивал в чемодан сумки. Царицы Нефертити, задавленные, сплющенные, задыхались под крышкой, их подведенные глаза молили Борьку о помощи.

— Падаем на экзотику? — произнес Боря.

— Черта ли тут, кроме… — огрызнулся Стерневой. — Ладно! Не с пустыми руками к родным пенатам…

Боря не просил объяснений, мысленно он еще не расстался с Изабеллой.

— Не имей сто рублей, а имей сто друзей. Вот каждому и надо привезти. На рубль хотя бы, — хмыкнул Стерневой.

— Резонно, — сказал Боря.

— Эскулап не ошибся, все-таки полегче стало, — Стерневой отдувался, сидя на чемодане. — Торговлишка унылая. Ты почем платил?

— Пятьдесят, — сказал Боря.

— Порядок, — кивнул Стерневой. — Я тоже по пятьдесят. Тут одна фирма, наверно.

Боря хотел рассказать Стерневому про музей, но передумал. Опять пахнуло скукой.

— На, держи, — Стерневой протянул шариковую ручку. — Сувенир от меня.

— С какой стати?..

— О чем разговор! Не золотая…

Боря смущенно взял ручку, клюквенно-красную, с блестящим наконечником.

В кармане Стерневого звякало с полдюжины таких ручек — очень дешевых, ярких и хрупких.

Снаружи заскрипел трап, то возвращался к ужину Лавада со спутниками. Лавада возглавлял шествие. Он поднимался, как и другие, размеренно, молча, глубоко дыша. Стерневой выскочил из каюты, прислушался, и как бы нечаянно встретил помполита в коридоре.

— Гуляли? — осведомился Стерневой.

— Пылища, — сказал Лавада. — Метет в порту.

— Не желаете ли сувенир? — молвил Стерневой после сочувственной паузы.

Лавада с сомнением повертел ручку.

— У меня их полно, — он оттянул карман форменки Стерневого и аккуратно вставил ручку. — Ты девушке, девушке нашей лучше… Ей сделай сюрприз.

— У нее свой кавалер есть.

Стерневой попятился — так потемнел Лавада, так сердито зашагал прочь.

Изабелла подлила масла в огонь, вздумала похвастаться перед дядей Федей Бориным подарком. Дядя Федя огорчил ее, — сказал, что у Папоркова таких зазноб, как она, в Ленинграде, поди, десяток. Изабелла чуть не расплакалась. Откуда дядя Федя может знать? За что не любит Борьку? За что?..

Лавада сидел за ужином туча тучей. Однако Степаненко все же возобновил речь об экскурсии по городу — с гидом Папорковым.

— Под твою ответственность, — хмуро бросил Лавада. — Мероприятие комсомольское. Смотри, чтобы все в ажуре!

Наутро молодежь отправилась в город. Изабелла упросила пекаря Ксюшу управиться с посудой и присоединилась к походу. Слушая Борьку, она гордилась им. Он почти не заглядывал в книжку, даже когда отвечал на вопросы.

Видел бы дядя Федя!

Стерневой написал заметку об экскурсии, но не послал, Лавада отсоветовал. Культурно расти, конечно, похвально, но Папоркова поднимать не следует…

Неделю спустя «Воронеж» бросил якорь в Лондоне. После южных стран здесь, у закопченных пакгаузов, под низким серым небом было холодно и неуютно. Стерневого опять схватил радикулит.

— Будь другом, — сказал он Боре. — Купи для меня пару ковриков.

Боря купил.

— Держи пока у себя, — сказал Стерневой. — Мне некуда, видишь. Потом придумаю что-нибудь.