Корзина спелой вишни

По дороге я узнала историю этой бойкой и неутомимой Умагани. Рано лишившись родителей, она выросла на руках всего аула. Каждая женщина аула была ей матерью, а каждый мужчина — отцом. Ее баловали, наперебой дарили подарки, учителя были к ней снисходительны: нельзя же обижать сироту. Когда она поехала учиться в город, колхоз высылал ей деньги. Перед войной в ауле было мало сирот, и весь аул стремился помочь Умагани. Так и росла Умагани, считая, что все отечество — ее родной дом. Росла общительной, бойкой, насмешливой.

Возвратившись в аул, она вышла замуж, но неудачно. И потому не прошло и трех месяцев, как Умагани, нисколько не утратив привычной жизнерадостности, вернулась в свой дом. Теперь ее энергия, не растраченная на семейную жизнь, бурно изливалась на весь аул.

Но и целого аула ей было мало. Если сравнить ее с рекой, то можно с уверенностью сказать, что она была из тех рек, которым было под силу насытить электроэнергией по меньшей мере пол-Дагестана…

Мы поднялись на Хунзахское плато. И заря встретила нас песнями, несущимися из бескрайнего сада.

Казалось, листьев нет — одни плоды. Под их тяжестью яблони сгибались до земли. Многие держались на подпорках, кое-где ветки сломаны.

Это было то самое обилие, которое оборачивается почти разрушением.

— Да, невиданный урожай, — подтвердила Умагани.

И непонятно было, то ли она радуется такой щедрости природы, то ли печалится по этому поводу. Во всяком случае, в голосе ее было недоумение.

— Это еще сад Марии, — сказала она, кивнув в сторону тяжелых сучковатых деревьев.

— Марии? — удивилась я. — Почему Марии? Откуда Марии? Это же русское имя.

— Сад Марии, — снова повторила Умагани.

ТА, У КОТОРОЙ ВОЛОСЫ ИЗ СОЛНЕЧНЫХ ЛУЧЕЙ

Появилась она в ауле так же неожиданно, как в горах среди снегов и льда вдруг проклевывается первый подснежник. Кто-то увидит его — и остановится, и замрет у чуда. Но никто и никогда не мог подглядеть, как он, разрезая своим острым язычком мерзлую землю, появляется на свет.

Был прекрасный день начала весны. Еще бились подо льдом живые жилки рек. И толстым неподатливым слоем снега были покрыты горы. Маленькая девушка осторожно и боязливо приоткрыла дверь в кабинет председателя райисполкома. Он сидел за столом и что-то писал, туго сдвинув лохматые брови под лохматой, надвинутой на глаза папахой. Его ноги в бурках были широко расставлены.

— Тебе кого, девочка? — спросил он, окинув ее быстрым живым взглядом и снова слепо погружаясь в бумаги.

— Я агроном. Вот мое назначение, — робко проговорила она и сняла ушанку. На ней была нескладная длинная юбка из шинельного сукна, кирзовые сапоги, серый ватник поверх фуфайки. В руках она сжимала истрепанную заячью ушанку. И только волосы, что спадали на плечи, были нежные, шелковистые, золотисто-русые.

И председатель улыбнулся ей теплой, хоть и недоверчивой улыбкой. Словно перед ним стоял ребенок, который вдруг попытался поднять целого барана.

Так в ауле, не избалованном новостями, появилась русская девушка. Так колхоз получил юного агронома. Так жена председателя заимела новую заботу, потому что никто не согласился сдать комнату непрошеной гостье, и председателю пришлось взять ее в свой хоть и обширный, но тесный для его большой семьи дом.

Наутро хотели позвать девушку завтракать. А ее не оказалось в комнате. Вернулась она только к вечеру, усталая, сбросила на пол вещмешок. Когда жена председателя заглянула к ней, то увидела такую картину: агрономша сидела на полу перед грудой камешков, комков земли и вялых корней каких-то растений.

— Вуя! — всплеснула руками жена председателя. — Зачем ты натащила в дом земли?

На это девушка ничего не ответила, а только сделала такое движение, будто хотела заслонить свое богатство. Словно у нее было золото, а не обыкновенные мерзлые комки земли да камни.

Так каждый день с восходом солнца, бросив в вещмешок краюху хлеба да пару луковиц или головку чеснока, она уходила в горы. Как дикая косуля, выросшая здесь в горах, она перепрыгивала с камня на камень, со скалы на скалу… Взобравшись на вершину утеса, полными пригоршнями брала влагу с его ложбинок и расщелин.

Девушку, которая так неожиданно появилась в горах, звали Мария, Родителей своих она не помнила. Голод и нищета были спутниками ее детства. Если бы кто-то уверил ее, что она появилась на свет не как все люди, а как, скажем, камень или кустик у дороги, она бы не удивилась.

Помнила Мария ночь. Сырой запах лестницы, под которой они, ребята, спали, прижавшись друг к другу. И вдруг фонарь, резкий свет в лицо, красная звезда на буденовке. Потом детский дом, к которому она привыкала медленно и трудно. Грусть была родной сестрой Марии. Если бы эту грусть, застывшую в ее глазах, разделить на всех счастливых девочек, она бы только украсила их. Но зато когда Мария улыбалась, — даже ее светло-русые волосы от этой улыбки делались золотыми.

Выросла. Стала студенткой Тимирязевки. Но, несмотря на то что и в детском доме, и в институте Марию любили, она держалась замкнуто.