Корзина спелой вишни

— Вот, — сказал он, — сделай на ушке свою метку — и корова твоя. Если ты считаешь, что она не такая дойная, то я дам в придачу и теленка.

— Что ты, что ты, — замахала руками Хандулай. — Неужели я отниму кормилицу у семи ртов. И вообще это не твоя вина. Я знаю, ты честный труженик. И отец твой был таким же. Хоть поставь его на кучу золота, ни крупинки не возьмет.

— Нет, Хандулай. Я пастух, я и отвечаю за корову. И как в тот день меня угораздило упустить ее из виду. А то ведь всегда смотрел только на нее. Как отыщу ее в стаде, так и радуюсь, значит, все в порядке. Ведь любой вор в первую очередь схватится за твою корову. Лучше ее у нас не было в стаде! — И пастух тяжело вздохнул.

— Сколько ты меня ни уговаривай — хоть год, хоть два, а последними у меня останутся эти слова. Пусть она у вас станет еще лучше.

Так Хандулай и не взяла от пастуха коровы. Что она там делала вечером при закрытых дверях, никто не знает, но спустя неделю или две ее ворота тихо скрипнули, пропуская женщину из чужого аула. Эта женщина, оглядываясь по сторонам, кошачьими шагами поднялась на крыльцо и сказала Хандулай, которая вышла навстречу, что им нужно поговорить, да так, чтобы никто не слышал.

Хандулай провела гостью в дом, а женщина вытащила из-за пазухи кучу денег и стала умолять Хандулай, чтобы она приняла эти деньги.

— Хандулай, — говорила она. — Клянусь тебе, я ничего не знала. Оказывается, мой муж с пьяной компанией зарезал твою корову. Пусть материнское молоко будет мне проклятием, если мы с детьми видели хоть кусок селезенки от этой коровы. А потом он упал, когда строил дом, и теперь лежит в больнице. Вчера он позвал меня и сказал, что украл корову у одинокой женщины, что, видно, он больше не встанет и не хочет уйти на тот свет с таким грехом. — Женщина заплакала.

— И о чем только думают люди, когда совершают черные дела! Неужели твой муж не знал, что не вечно ему жить на свете, придет и час расплаты, — сказала Хандулай. — А деньги мне не нужны. Если бы я нуждалась в деньгах, сама продала бы корову.

— Сестра моя, — снова обратилась к ней женщина, — он уже умирает. Прости ему этот грех. Во всем виноваты его друзья. Это они его запутали.

Целую ночь после ухода этой женщины с кошачьей походкой и тихим голосом Хандулай не могла уснуть. «Это я его погубила, — казнилась она. — Ведь когда пропала корова, я проклинала вора. Может быть, аллах услышал мои проклятия…»

То, что мужчина поднялся на крышу пьяный, для нее не имело значения.

На другой день Хандулай сидела в районной больнице у постели вора. Принесла она ему кашу, сваренную на свежей мяте. Издавна считалось, что каша из муки озимой пшеницы, сделанная на крепком отваре мяты, целебна.

Хандулай расстроилась, увидев загорелого плечистого мужчину таким размякшим и неподвижным. Краснота век, опухлость лица и безучастность взгляда — все выдавало в нем тяжелобольного. Сначала он отказывался от еды, но, когда она сняла крышку с кастрюли и по палате распространился свежий мятный запах трав, он слабой рукой потянулся за ложкой. А попробовав, с аппетитом съел полкастрюли. Он не знал, кто такая Хандулай, и, оживившись, горячо благодарил ее. «Баркала, эбел[22]. Какой аромат! Это просто райская пища!»

И все больные привстали на своих постелях, с любопытством глядя на Хандулай и жадно вдыхая ароматные пары. Один из них, совсем старый, высохший человек, воскликнул: «Благодать-то какая! Я тридцать лет чабанил в горах. Каждый цветок стал мне родным! А с пучком мяты я никогда не расставался».

С тех пор Хандулай зачастила в больницу. И каждый раз в самой большой кастрюле, какая только нашлась в доме, она приносила живительную кашу. «Ты несешь нам выздоровление!» — говорили больные, радостно встречая ее.

Хандулай не забыла и старого чабана. Для него она принесла пучок мяты, сорванной далеко в горах. «Вай, баркала, — растрогался старик, поднеся к носу траву и с наслаждением вдыхая ее пряный запах. — Вот спасибо, я чувствую себя так, словно поднялся на самую высокую вершину в разгар лета».

И пучок мяты стал переходить из рук в руки, распространяя по больничной палате запах луга, пастбища, лета…

Теперь Хандулай все знала о больных, знала, кто чем болен, и каждого поддерживала не только полезными травами, но и добрыми словами.

«Это ты?! — восклицала она, входя в палату. — Да тебя сегодня просто не узнать! Какой румянец, а ведь недавно ты была без кровинки. Грех даже сказать, что ты больна!» — И женщина действительно счастливо розовела от этих слов, и в сердце закрадывалась робкая надежда. А надежда и вера приносили выздоровление.

Врачи, которые сначала подозрительно относились к этой странной женщине в пестрой одежде и с огромной кастрюлей в руках, теперь улыбались ей как старой знакомой.