Корзина спелой вишни

— Кто скажет, что Герей недостоин их рода, пусть у того отсохнет язык. Но, — тут соседка понизила голос, — кровный враг, убивший его отца, до сих пор ходит по земле. Слыханное ли дело: сватать невесту, когда кровный враг гарцует на коне? Он что, не вырос? Помнишь, сын Хасбулата убил своего кровника, когда ему стукнуло одиннадцать лет?

Умукусум, вздрогнувшая от последних слов соседки, встала и закрыла окно на веранду, чтобы не слышать больше этого разговора.

Как она устала! У нее уже нет сил удерживать сына от кровопролития. Как трудно ей было изо дня в день твердить сыну: «Не надо убивать», «Не надо проливать кровь». Ведь Герей — ее единственный сын. И кто может поручиться, что он сам, подняв руку на кровника, не окажется убитым.

Да, она хотела во что бы то ни стало женить сына. И это, конечно, не укрылось от любопытных глаз. Всему аулу известно, что она ходила во многие дома, открывая двери ногами, да даже в такие, где девушки недостойны ее сына. И отовсюду она возвращалась, опустив голову.

А сегодня… Сегодня случилось самое обидное. Если бы не это проклятие, разве когда-нибудь она стала бы сватать своему единственному сыну хромоножку, старшую сестру в доме, где восемь дочерей?! Но даже здесь ей отказали.

Так что же, пусть идет, убивает кровника. Не он первый, не он последний. Если Герей останется жив, то будет ему почет и уважение от всех и любая девушка пойдет за него. Ну а если суждено ему погибнуть, так пусть умрет, сразив врага.

Нет у нее сил противиться этому древнему обычаю, который, как корни орехового дерева в глубь земли, вошел в кровь и плоть горцев. Никто не знает, когда и почему зародился он, проклятый тысячи раз тысячами матерей и сирот.

Кровная месть! Это самый страшный из всех горских обычаев. Сколько горя, сколько бесполезных смертей принес он людям. Но, страшась гнева жамаата[26], ни один человек не нашел в себе мужества хоть на муравьиный шаг отступить от него. И убийства тянулись бесконечной цепью. Скажем, кто-то случайно нанес кому-то смертельный удар. Значит, сын погибшего или, если нет сына, ближайший родственник должен лишить жизни невольного убийцу, чтобы защитить честь кинжала и рода.

Мальчику с детских лет внушали: «Вот вырастешь, наберешься сил и убьешь врага».

Умукусум, мать Герея, тоже хотела, чтобы сын ее рос сильным и крепким, но она не хотела, чтобы он брал в руки оружие. Пусть он, как и отец, строит дома, обтесывает камни.

Теперь ее сына называют трусом. Но разве это геройство — выследить человека, как зверя в лесу, и неожиданно напасть на него? Другое дело — защита родины. Тут она, Умукусум, первая подвела бы коня, набросила на плечи андийскую бурку, с внутренней стороны которой ее собственными руками вышиты слова: «Бурка тебе, как крылья. А крылья даны орлу для полета».

Умукусум поднялась с войлока и зажгла лампу. И сразу же в один голос закричали обе соседки:

— Подумай, мы о ней беспокоимся, а она, оказывается, дома.

— Баркала, сестры мои. Я после намаза так и заснула на войлоке. И такой сладкий был сон… никак не могла проснуться. — С этими словами она вышла на крыльцо и, сняв с гвоздя крынку, спустилась во двор.

— Вуя, вуя, убьет меня сегодня муж: у меня же на огне хинкал варится, — всплеснула руками одна соседка и тотчас покинула крышу.

— Я тоже совсем забыла. Ведь курагу поставила кашу варить, — как ветром сдуло и вторую.

«Вот уж и разговаривать со мной не хотят, — с горечью подумала Умукусум, — считают, что я вырастила труса». И снова тяжелые мысли охватили ее.

Муж ее, мастер-каменщик, был, что говорится, нарасхват. Его приглашали работать и в другие аулы. И вот в тот несчастливый день он отправился в соседний аул строить большой каменный дом для одного богача.

…Драка произошла из-за фундамента дома. Богач и его молодой сосед обнажили кинжалы. Герей, так звали мужа Умукусум, боясь, что хозяин, которому он подрядился строить дом, убьет того, молодого, прыгнул между ними, чтобы разнять их.

Но случилось так, что молодой, метя в богача, убил ни в чем не виновного каменщика.

В те траурные дни Умукусум и не знала, что ждет ребенка. Он родился на восьмой месяц после похорон. И имя отца возобновилось на земле.

Весь аул — от мала до велика — пришел выразить вдове свою радость по поводу того, что родился сын. Ведь у погибшего не было в роду мужчин, чтобы отомстить за его кровь, и потому каждый аульчанин, склонившись над колыбелью маленького Герея, говорил: «Ты омоешь отцовский кинжал в крови своего врага».

Сердце молодой матери сжималось от этих слов, и с первых же дней в нее вселилась тревога за будущее сына: ведь тот, у кого есть кровник, не волен распоряжаться своей жизнью.

С тех пор Умукусум все время думала, как предотвратить беду, когда подрастет сын.