Но Муслимат — о, эта женская уклончивость — не ответила ни «да», ни «нет». Она не могла ответить «да» потому, что письмо это было полной неожиданностью. И не могла ответить «нет» потому, что… потому что этот мужчина, не укрощенный тремя женщинами, странно тревожил ее сердце. Вместо серьезного ответа она отправила ему короткую записочку, весьма осторожного, но и обнадеживающего содержания: мол, надо как следует узнать друг друга…
Несколько успокоенный, Абдуладиз зачастил в библиотеку. Он снова притворно погрузился в газеты, присматриваясь из-за этого щита к своей любимой. Но, как ни старался, не находил в ней никаких перемен. Обращалась она с ним по-прежнему: ровно, спокойно, ласково.
Может быть, он бы и совсем успокоился, если бы не этот Сайпудин. Конечно, перевес был на стороне соперника. Во-первых, тот ни разу не был женат. Во-вторых, окончил институт, даже университет, в-третьих, много читал, значит, им есть о чем поговорить. Эти мысли приводили Абдуладиза в затяжное уныние.
Ведь у него, Абдуладиза, было только одно преимущество перед начитанным соперником: красивая внешность. Если нескладный, тонкий и длинный Сайпудин не привлекал девичьи взгляды, то на Абдуладиза, стройного, с большими глазами, в которых горела сама жизнь, до сих пор заглядывались девушки. Одна Муслимат, как грустно думал Абдуладиз, не ценила его красоты. Ей бы только о книгах поговорить. Но в конце концов что он, безграмотный, что ли! Он тоже не слепой, и язык у него на месте. А память! Учителя всегда говорили, что память у него феноменальная. Правда, при этом они как-то грустно смотрели на него и укоризненно качали головами. Так на то они и учителя, чтобы укорять.
Мало того что Абдуладиз стал читать книги из-за Муслимат, он и в самодеятельность записался. Прежде он и не представлял, зачем это люди ходят в клуб и одни, как дети, пляшут и поют на сцене, а другие разинув рты, глазеют на них? Он одинаково презирал и тех и других.
Конечно, ей бы ни за что не втянуть его в эту глупую авантюру, если бы не этот жираф Сайпудин. И тут он успел. Куда ни шло, если бы Сайпудин пел на сцене песни, он еще пел их вместе с Муслимат, так сказать, дуэтом.
«Спелись», — раздраженно думал Абдуладиз.
И вот однажды на вечере в честь Первого мая Сайпудин вышел на сцену и запел:
«Намекает, — закипел Абдуладиз. — Хочет сказать, что я непостоянен. Можно подумать, что это большая радость — иметь за три года трех жен. Пусть бы сам попробовал».
Все девушки, сидевшие в зале, как видно, тоже поняли намек Сайпудина и устремили глаза на своего любимца. Но глаза их выражали не упрек, а восхищение. Абдуладиз приободрился и взглянул на Муслимат.
Но ей хоть бы что. Она с волнением смотрела на Сайпудина, боясь, как бы тот не сбился.
И тут-то случилось невероятное. Абдуладиз снял папаху, положил ее на стул и в тот момент, когда Муслимат хотела объявить следующий номер, очутился на сцене. Сайпудин даже вернулся и с одобряющей улыбкой смотрел на него: видимо, думал, что Абдуладиз поднялся для того, чтобы поблагодарить его за хорошее исполнение. «Как бы не так! Думаешь, ты один все умеешь — и в университетах учиться, и песни петь? Нет, друг. И другие тоже кое-что могут». Так подумал Абдуладиз и, не обращая никакого внимания ни на Сайпудина, ждущего похвал, ни на Муслимат, которая удивленно моргала глазами, шагнул к краю сцены и проговорил:
— Дорогие аульчане. Я тоже хочу спеть вам песню.
И не успели в зале осмыслить это сообщение, а Муслимат удержать его от опрометчивого шага, как он кивнул пианисту и… запел. Его мощный голос прокатился по залу и проник в самые дальние уголки…
Абдуладиз пел легко, без всякого напряжения, словно всю жизнь только тем и занимался, что пел на сцене.
Когда он кончил, в тишине громко прозвучал голос председателя колхоза Мурада:
— Вот это да! Вот что значит любовь! Старых молодит, молодым смелость дает. Да, друзья, любовь — это великая сила! Абдуладиз до сих пор был как никем не открытый родник. То ли еще будет? Я бы на месте его родителей поставил этой девушке памятник. Ах, какая девушка! Жаль, что мне уже за пятьдесят.
— Еще! Еще! — закричали зрители. Муслимат оглянулась, отыскивая среди них Абдуладиза, но его и след простыл. Никто не заметил, как он взял свою папаху и тихо вышел из зала.
А в сердце Муслимат зажглась горячая искорка.
Как только кончился концерт, она хотела уйти незамеченной, чтобы побыть одной и разобраться в своих чувствах. Но там, где расходились две тропинки, как две несоединившиеся судьбы, ее нагнал Сайпудин.