Другой оттенок: Боголюбский послал гонцов с грамотками в Белоозеро, Ростов, Ярославль, ко мне. Но, понимая спешность и зная уже о моём телеграфе, погнал их к ближайшей вышке, которая нынче за волоком с Болвы. Сигнальщики, конечно же, государевы грамотки просигналили по адресатам, гонцы поскакали дальше, доставляя оригиналы. А я получил копии всех распоряжений Боголюбского. Что позволило сэкономить время.
Два дня стоянки, встречи с местной верхушкой, кое-какие наезды по делам моих здесь работающих людей. И бурная переписка с Всеволжском.
Упа - двести вёрст до Оки, оттуда 1200 - до Всеволжска. Даже вниз по течению, по высокой майской воде, со сменными гребцами - восемь дней.
Шексна - четыреста вёрст, четыреста пятьдесят - от Стрелки до Шексны. Почти тыщу вёрст против течения... Как быстро ребята смогут их пройти? Время...
***
"Старый Соломон Маркович уже столько отложил себе на "чёрный день", что таки ждал его с большим нетерпением".
Не могу сказать так про себя. Но удовольствие, азарт от предвкушения успешности использования разнообразного "отложенного" - были.
***
Нас, и белозерцев, само собой, спасли две вещи: телеграф и "Кон-Тики".
Первое позволило начать шевелиться раньше, организовать хоть какое-то упреждающее действие.
Синепарусная расшива, оставшаяся без работы из-за взбрыков хана в Саксине, была использована для быстрой доставки людей и груза к Белоозеру.
Бойцы не только загрузились в неё сами.
- Дик, а куда вы "водомерки" дели?
- Внутрь втащили. Они на ходу, ежели далеко... не очень. А так и отвезём, и по дороге светить не будут - мешковиной прикрыли.
- Интересно... Слипы оставь.
- Сли... Кого?
- Вон те... мостки. По которым вы "водомерки" в расшиву втаскивали. Придёте на место, выедете расшивой ворогам навстречу, спустите посередь озера. Они будут вокруг новгородских ушкуев бегать и издалека бить. А стрелки с высокого борта расшивы стрелы пускать.
- А... ага... а если мы на расшиву ещё и самострелы тяжёлые поставим? Ну, коли она тоже в бой пойдёт?
- А люди есть?
Экипажи - стрелок-заряжающие - снимались с остававшихся "водомерок". А на их место ставились подготовленные уже новобранцы. Моя любовь к непрерывным процессам, к просвещению всея и всего, готовность принимать во Всеволжск разного рода калек и давать им дело, а не подаяние, позволяло формировать достаточные команды из одноруких, сухоруких, слепых, одноглазых... которые топали по педалям ножных арбалетов.
Введение в рассмотрение "Кон-Тики", просто потому, что он простаивал у пристани, меняло картинку возможного боя. Появлялась плавучая крепость с дополнительной функцией носителя малых судов.
Понятно, что "перегибать кочергу" не надо: ушкуи с "плевательницами" шли сами. Но здоровенный парус расшивы позволял, ежели ветер, двигаться на марше значительно быстрее, таща ушкуи за собой.
Я так на Аишу ходил булгарский караван встречать.
Верхушка отряда сформировалась быстро, просто по реалу.
Любим - лучники, Дик - кораблики, Точильщик... Я ожидаю измены. И в пользу новгородцев, и просто бузы от местных. А вот главным...
- Командовать отрядом будешь ты, Ольбег.
- Я?!! Не... ну... не...
- Боишься?
- Кто?! Я?!!! Да. Боюсь. Не справлюсь, не сумею, не додумаю чего... Людей положу, дело провалю. Есть же более... ну... опытные, достойные.
- Есть. Но командовать будешь ты. Ивашко ушёл в Саксонию, Чарджи - на Рось. Салман - хорош для конного боя. В лодейном... не очень.
- А Любим? Он же Киев брал!
- Любим - стрелок. Хороший, умный, умелый. Отличный воин, прекрасный командир. Вывести своих людей в нужное место, дать залп в нужное время... Победа в бою - его. А вот победы в войне... ни у кого из вас не было. Побить Даньслава - Любим с Диком сделают. А вот то, что до, и то, что после... твоё с Точильщиком.
Я разглядывал совершенно смущённого, наполненного гордость, радостью от моего предложения, и неуверенностью, опасением Ольбега.
Мы знакомы девять лет. Больше половины его семнадцатилетней жизни.
Помню, как при первой встречи он радовался мне. Что у него свой вуй появился. Что есть кому поплакаться о зарезанном и съеденном любимом барашке. Как он кидался на меня с шашкой в истерике. Как вдребезги ругался с Акимом. И мне пришлось их мирить. Как мордовал Алу у себя на дворе, и очень удивлялся, что я запретил ему это. Как пытался убить наглую холопку Любаву...
Много чего у нас с ним было. Уже здесь, во Всеволжске, он в разных ситуациях повторял свой рефрен: убить, зарезать, сжечь. Во всех конфликтах предлагал наиболее тотально-летальный вариант. Это стало привычным, ожидаемым. Отчасти именно поэтому я и не взял его в Киев. Я знаю - он обиделся. И как-то за последние полгода... перерос. Перерос своё подростковое примитивное мышление. Поумнел? Понял, что смерть врага - не конец проблемы, что у такого "достижения" есть своя цена, часто - горькая?
Я бы не ставил его в начальники. Погонял бы "под рукой", дал бы опыта... Но выбора нет. Задолбавшая меня сословность "Святой Руси". Маразм "вятшизма".