"Боевое крещение" Ольбег принял в Ярославле. Туда, по приказу Боголюбского, собирались воины из Ростова и округи.
"Воины"... Все что могло бежать и ездить с оружием - Боголюбский увёл к Киеву. Оставшееся... идти в поход не желало. Но Андрей возвращается, а попадать под его гнев...
К этому добавлялась маленькая, чисто техническая деталь: телеграммы.
Андрей велел сигналки послать - сигнальщики отработали, получили и вручили местным посадникам. Те объявляют государеву волю. А им в ответ:
- А грамотка княжья где? Где свиток с печатью вислой? Не, указ не настоящий. Надобно тех сопляков, которые тебе такую лжу притащили, в застенок взять да порасспросить с огоньком - сами они такое удумали или подсказал кто?
Посадники знают, что такое телеграф, знают, что за сигнальщиков они ответят головами. Поэтому ребят на расправу не отдают. Но и убедить "обчество", которое идти в поход не хочет, сил не имеют. Идут дебаты и дискуссии. Обычная русская бодяга "с мордобоем до консенсуса". Дело тянется и не делается. Недолго. Следом за сигналками приезжают княжьи сеунчеи с обычными грамотками. После чего все отказники приносят извинения. Мекают и бекают.
- Да мы... никакого худа не замысливали... только от темноты нашей да к новизне непривычности... ты уж прости-пожалей благодетель-милостивец... а мы сей же час... во-во уже... на коне с сабелькой... все как один... живота не щадя...
И снова, нога за ногу, находя причины и выдвигая аргументы, тянут время.
Летописи этой эпохи в аналогичных ситуациях повторяют фразу: "Идучи не идут".
Для знатоков. Тотальная феодальная мобилизация даёт треть от штатной численности бойцов. Остальные... находят причины.
Боголюбский притащил к Киеву тысячи четыре душ своей отборной ("выборной") рати, здесь "по месту", половину-то точно собрать можно. Понятно, что качество их... Но в Ярославле собралось сотня ярославских да сотня ростовских.
С ярославскими понятно: не столь давно Боголюбский переменил местную верхушку. За вымогательство в отношении моих людей. Эти пока "страх имеют" и вменяемы. А ростовские сразу начали права качать:
- Чё этот сопляк на совете делает? Иди с отседова, дитятко.
Это - Ольбегу.
Он аж... в краску кинуло. Но пересилил. Улыбнулся вежливо:
- Ну коль всё ясно, то я, и правда, пойду. Совет не надобен. Выходим на рассвете. Ждать не буду. За час отставания - по десятку плетей. Каждому боярину.
Ростовские попыхтели, громких слов поговорили. Потом ярославских послушали. Послали "мужей добрых" на переговоры.
- Вот бы, надоть бы, погодить бы. Дружины не собраны, люди не кормлены, лодьи не смолены...
Ольбег "закусил удила", слушать не стал:
- Эт вы Государю объясните. А моё дело - майно его поберечь. Коль вам это не забота - так ему и расскажите.
Ещё два раза подсылали бородачей. Без толку: Ольбег понял их слабину. А своей минутной слабости, смущения перед старшими да вятшими - устыдился. И разговаривать не стал.
Бояре - "соль земли". Промеж себя беседуют, гонором надуваются:
- Ды мы...! А он-то хто...?! Сопляк малоумный, хрен чего он без наших хоругвей исделает!
Перед восходом ветерок поднялся, синий парус развернулся и ф-р-р - пошла-поехала, понеслась красавица. С выводком моих ушкуев на привязи. Следом, как солнышко встало, ещё штук шесть-семь лодочек. С ярославскими. А уж потом, хорошо к полудню и ростовские сдвинулись. Не все. А некоторые вскоре вернулись - это ж грести надо, а там... лодка течёт, грузу много, весло тяжёлое...
По Шексне - тяжело. Река-то поуже, парусом так, как на Волге, не попользуешься. Берега болотистые - ножками не пройти. Но команда большая, ребята здоровые, азартные, четыре ушкуя на смену тянут и тянут.
В Белоозере - опять. Саботаж с причмокиванием.
Жидиславич в бешенстве от приказа Андрея сдать командование всеволжским и исполнять их приказы. Но вида не показывает. Старательно жалуется на местных, на их непокорность, собственную слабость. И врубает "классику", "дип.болезнь":
- Болесть у меня приключилася. Только до поганого ведра и дойти могу. Это ж счастье какое! Прозорливость Государя нашего! Что тебя прислал.
Ольбег особой хитрости не сподобился. Он бы и поверил, но я, его отправляя, прямо сказал:
- Будут врать. Все. И начальники - первыми.