Косьбище

Тревога меня просто переполняла, к горлу подходила. Кого убили? Акима? Кто? Половцы сюда добрались? Война? Опять, как на Черниговщине, в болота уходить? А тут эти... вояки... вповалку и матерясь. А на заднем плане из проёма на цыпочках, осторожненько, не дай бог -- наступить на кого, но с издевательской ухмылочкой, выдвигается Николай. А из-за его спины слышен знакомый рефрен Хотена: "Во-во. Во счас. Во чуток ещё. Чуток подожди и всё". А передо мной Любава отхаркивается и никак остановиться не может, уже и на колени сползла. А Ноготок ещё не проснулся и ещё раз по лезвию своим точилом... Как же он это... ещё противнее меня. А тут, над ухом, этот... кусок голубого конского навоза. В смысле -- голубых кровей.

Ну я и сорвался. Мы с Чарджи рядом стояли. У меня, как обычно, дрючок в левой. А у него на левом боку сабля. Длинная такая, кавалерийская. Вот я своей правой - эфес его сабли прижал, а левой, с разворота, с зажатой в кулаке за середину своей палкой берёзовой, торцом в его нос.

Как говаривал один мастер штыкового боя Красной Армии своим бойцам в июле 41:

-- Вы, ребята, только отстреливайте дальних. Которые в меня целятся. А ближних я и сам положу.

Смысл очень простой: когда что-то летит в лицо -- человек всегда отдёргивает голову. Уклоняется от удара. Более-менее неловко. Чарджи уклонился. И достаточно ловко, и достаточно быстро. Школа, знаете ли-с. Но... когда нижний конец сабельных ножен зафиксирован в земле, а земля ещё и неровная. И под пяткой оказывается часть недоделанного местного "Лобного места"... А падать на спинку торка не учили. Но он лежит, а я уже сижу у него на груди, ухватив за отвороты кафтана, нос к носу, буквально глаза в глаза. И ору ему шёпотом со зверским оскалом на детском лице:

-- Вот это - люди! Они -- люди! А ты -- инал, сын анала! Ты -- нелюдь! Барахло, выродок, перекати-поле! Ты -- мусор придорожный! А они -- люди! Я тоже нелюдь! Но с моего нелюдства что ты, что они, что бараны -- разницы нет! Понял, ты, полупереваренный репей из задницы кобылы повелителя вселенной?

Никогда раньше не задумывался: можно ли найти полупереваренный репей в лошадиной заднице. И пол верхового животного под седлом повелителя... тут могут быть разные предпочтения. Вплоть до неизвестных мне жёстких табу. Магомет ездил на белой кобылице. На ней же и стартовал в мир иной с площадки храма Соломона. Немолодая кобылица в роли первой ступени ракетоносителя? А почему нет? Пророк же.

Александр Первый перед Аустерлицем проезжал мимо строя войск на энглизированной кобыле. Результат известный -- полный разгром российско-австрийской армии. А вот остальные повелители больше на жеребцах раскатывали.

-- Да вы что! Да вы как! Там наших убивают! А вы тут... Будто дети малые!

О, продышалась малявка Заговорила. И правда -- как-то я не вовремя. Выходить надо. Выходим. Из собственного неуместного положения. Вправо перекатом с Чарджи на землю, левую ногу под себя в горизонтальной плоскости, правую -- в вертикальной, пол-маха назад, полный мах вперёд. Подъём на ноги без помощи рук. Дрючок направлен, зуб оскален. Готов к труду и обороне. Пол-взгляда через плечо. То-то. Принцы, даже и степные, так подниматься не умеют. С колен -- пожалуйста, со скрещённых пяток -- без проблем. А вот из положения "лёжа на спинке и прямо в бой"... Только переворотом на четвереньки. И не смотри так удивлённо. Ты для меня -- ребёнок. И по моей личной жизни. И по опыту человечества. Учись, принц кобылячий, в меня это на карате вдалбливали.

-- Теперь медленно. Что, где, когда. И какими силами.

-- Ну... я тогда... ну когда с тебя... когда у тебя...

-- Стоять! Ещё раз. Кто, где, кого.

-- А я говорю! А ты не даёшь! Я бегу. А там полянка. Села. Ну, поплакать. Всё из-за тебя! А тут упыри. Бегут и носилки тащат. Двое носилок. На передних борода торчит. Акимова. А сзади -- ведьма. С клюкой и с носом. Во таким! На меня -- зырьк. А я голову - в коленки и не смотрю. Чтоб она взгляд мой не учуяла. А когда подняла -- нет никого. Стра-а-ашно...

-- Ох ты господи. Ох несчастье-то. Ой говорила жёнка -- быть беде. Ой точно быть. И петух не ко времени раскричался. Ну точно, растревожили цаплю зачарованную, вылезла птичья рать с болота заколдованного, пришли времена тяжкие, тяжкие-неизвестные. Упыри-то при свете божьем людей воровать-убивать начали...

-- Что, Филька, испугался? Струсил, обделался? Коня седлай! Коли боязно - здесь останешься. Мявкнешь -- зашибу. Ничего с твоим конём не станется. Чарджи, Ивашко, Ноготок - в сёдла. Мы с Суханом -- пешие. Николай за старшего. Дров - наколоть, воды - наносить, мертвяка - прибрать, кулеш -- доварить.

У нас три коня. И четвёртый -- Филькин доходяга. Так что верховых максимум четверо.