В углу двора к столбу забора была привязана Кудряшкова жёнка. От вчерашней весёлой, резвой, светившейся от счастья девчушки, остался только общий рост. Без одежды, с распущенными, свалявшимися в космы волосами, с расцвеченными синими полосами спиной, ягодицами и ляжками, с потёками засохшей крови на внутренней стороне бёдер и под носом, она имела странно пятнистый вид. Над ней кружил столб жужжащих мух.
-- Мы её, стало быть, за руки к столбу подвесили, выпороли маленько прутом, да и навозом конским жидким обляпили. Постоит маленько на солнышке, мух покормит -- в разум войдёт.
А вот это явно вполне местное, святорусское. Без моего прогрессорства. И надолго: точно воспроизводит картинку, которую один из русских писателей описывает в середине 19 века при посещении поместья своего соседа. Кстати, российского дворянина, милейшего человека, не чуждого изящной словесности. Только там у столба стояла голой и кормила навозных мух девочка-служанка. Что-то она с одеждой барина не так сделала -- то ли кальсоны барские не погладила, то ли наоборот -- подгорели они под утюгом.
--
Я как-то отвлёкся, как-то подзабыл про деда Пердуна. Но тот напомнил: стоя на коленях посреди двора, выплюнул, наконец, всю русскую землю. Которой я его накормил. И возвысил голос. "Не могу молчать". Не можешь -- не молчи. Но зачем же обязательно материться?
Всё, Ванюша, слушать это поток оскорблений лично ты можешь без ограничений. Этот кусок говорящей микроплазмы может и дальше сотрясать воздух, потому, что оскорбить тебя он не может. Как воронье карканье. Но есть люди вокруг. Для них этот бред акустический -- плевок тебе в лицо. Если ты это пропустишь -- они так и запомнят: бояричу Ивану можно и в морду харкнуть. И он -- утрётся. Где, как, когда это их ошибочное представление даст отдачу -- неизвестно. Можно ли будет "вправить им мозги" простым разговором, или придётся забивать кнутом до смерти, как того же кузнеца -- один бог знает. Не хочешь терять своих людей -- не давай им возможности оказаться в ситуации, когда тебе придётся выбивать из них иллюзии.
-- Деда -- к столбу.
-- Как бить-то? Плеть брать или кнут?
-- Нет, Ноготок. Это не твоя работа. Мне Сухана учить надо. Ну, мертвец прямоходящий, бери свой дрын прямолетящий.
Я чту закон. Я не империалист-колонизатор -- я чту законы той местности, где нахожусь. Это британский министр может сказать по случаю законодательно обоснованного отказа России выдать подозреваемого в убийстве: "Когда Великобритании нужно -- многие страны и собственные законы меняют". А я на "Святой Руси" следую "Русской Правде". Там сказано: хозяин может убить своего холопа. Без объяснения причин -- как отказ американского посольства во въездной визе. По "Правде" есть ситуации, когда господин обязан казнить раба, есть ситуации, когда господин обязан казнить всех рабов и рабынь в доме. Но это обязанности. А право -- в любой момент любым способом по своему усмотрению. Право собственности над "орудием говорящим", скотинкой двуногой. Вот если спьяну -- плати виру князю. Но я хмельного уже столько времени в рот не брал.
-- Сухан -- работаем.
Я указывал точки -- Сухан бил своей жердиной. В четверть силы, в пол-силы, во всю силу. У меня нет за плечами школы штыкового удара. Так что приходится соображать самому, основываясь на здравом смысле и результатах эксперимента. Например, очень эффективная вещь -- тычок в кадык, здесь не проходит. Ударом по кадыку был в своё время убит в Москве молодой спортивный парень, журналист. Потом было громкое дело.
Перебить дыхательное горло -- один из трёх способов смерти при повешении. Два других -- перелом шейных позвонков и собственно удушение-асфиксия.
Перелом -- обычная причина смерти казнимого на виселице. Именно так, например, умер Рихард Зорге. Вообще, при достаточной длине верёвки асфиксия не наступает, так как смерть происходит от перелома шейных позвонков. Так умерли почти все казнённые декабристы. А вот Подтелкова -- командира первого отряда красных казаков из "Тихого Дона" именно задушили. Его повесили и, по недостаточной высоте виселицы, вынуждены были отрывать землю у него из-под ног. У уже повешенного, ещё живого, душимого верёвочной петлёй.
На этом же принципе постепенного удушения построена классическая гаррота. В отличие от "каталонской", где затягивающий петлю винт снабжён остриём, которое при повороте постепенно ввинчивается в шею осуждённого и дробит ему шейные позвонки. Вопреки сложившемуся мнению, такое приспособление было "гуманнее", так как жертва умирала быстрее. И "гуманность" эта, как единственная форма смертной казни в Испании, процветала с 1828 по 1974 год.