Косьбище

У Перуна шея и так короткая, а тут он ещё и голову втягивает, челюстью закрывает «направление главного удара». «Чем закрылся — тем и обломился». Правильно направленная ёлка нормально ломает подставленную нижнюю челюсть. Дед завыл так, что я даже испугался. Кудряшкова жёнка очухалась от своего беспамятства и, не обращая внимания на навозных мух, вывернула голову, чтобы лучше видеть происходящее. Глаза её, с расширившимися от боли зрачками, приобрели постепенно осмысленное выражение. Выражение ужаса, отвращения и… интереса. Очень своеобразный взгляд у самого Кудряшка — остро любопытный. А вот Ноготок рассматривает происходящее спокойно, профессионально-внимательно. Пока дед выл и корчился от боли, мы перевязали его по-свободнее. Практически — только связанные спереди кисти рук и довольно длинный ремень от них к забору. Успели вовремя — дед сменил тональность воя и кинулся в атаку.

Удивительно, но факт: русский крестьянин спереди практически не пробивается. Гениталии закрыты длинной рубахой, солнечное — связанными руками. Которыми он чуть не перехватил жердину.

– Давай, Сухан, быстрее. И резче. Голову не трогаем — работаем по конечностям.

Вообщем-то, для того и перевязывали, чтобы предоставить больше пространства для движения «цели». Учиться надо, приближая условия применения к реальным. Давай Сухан, выбираем следующую точку. С учётом возможности маневра живого тренировочного чучела.

Тут мне кое-какие Саввушкины уроки вспоминаются. Собственно коленка, например, на слабый прямой тычок почти не реагирует, но вот точки чуть выше и ниже, и если под правильным углом… Дед свалился на колени, сплёвывая себе на бороду слюни, сопли и кровь от сломанной челюсти, потряс головой. Потом начал тяжело подниматься… Поднялся.

«Лучше умереть стоя, чем жить на коленях». Как «лучше», так и сделаем.

Сухан повторил серию по другой коленке. Неправильно — не учтена зеркальная симметрия. Исправили, пошли дальше.

На Перуне не боевой сапог, а простой кожаный — можно проверить тычок по подъёму стопы. Получается хорошо. Но — только первый раз. А теперь сменить хват правой и явно вниз. С перехватом не получается — дед отпрыгивает. А если сбоку, по косточкам лодыжек? Одну ногу успевает убрать, а вот по второй… смотря как она стоит…

Дед уже не смог подняться, отполз на коленях, прижался спиной к забору и рычал. Ну, деваться некуда — приступаем к голове. При диаметре рабочего конца еловины около 5 сантиметров выбить глаз у этого неандертальца прямым тычком не представляется возможным. А если под углом?

– Нет, Сухан, не в ту сторону, не к носу, а к виску. Дай-ка я. Смотри как я делаю: еловина идёт по ладони левой свободно, нигде её не зажимаешь, правая кисть расслаблена, даже отстаёт. Ты ею тянешь. И только в момент соприкосновения досылаешь кисть вперёд, толкаешь. И — резко фиксируешь.

Факеншит уелбантуренный! «Ванюшка, да с потрошками». Как супчик… Переоценил ты толерантность своего ливера, Ванюша. Проблевался? Губки утёр? Вот и хорошо. Вспомни русские былины: Илья Муромец вот так Соловья-разбойника и взял — «выбил ему око с окосицией». Потом повязал, у стремени привязал и повёз вот это… вот такое… с выбитым глазом и… хирургически удалённым виском… в Киев. Дорога была тяжёлая, дальняя, но весь натюрморт никак не повлиял на аппетит. Ни богатыря, ни его коня, ни князя Киевского, которому этот подарочек и достался. А уж людям Киевским попинать такое вот одноглазое — и вовсе было в радость и в развлечение.

До уровня подвигов богатырских я ещё не дорос, но технологию нанесения былинных увечий уже освоил.

Перун лежал на боку, зажимая ладонями связанных рук рану. Сквозь пальцы, по кистям, по рукавам текли остатки глаза, кровь, ещё что-то чуть светлее крови. Второй глаз на разбитом лице смотрел злобно и вполне разумно. Потом взгляд начал мутнеть, веко задёргалось и опустилось. Следующий вздох деда перешёл в хрип. Хрипы. Потом начали беспорядочно дёргаться ноги, пару раз сжались кулаки. И разжались. «Он уходит! Мы его теряем!». От попаданца не «уходят», от попаданца — умирают. Умер.

Он умер, а я пока нет — переходим к следующей серии мыльной оперы под названием «Моя единственная жизнь».

– Николай! Ты ещё здесь?! Коня заседлал? Серебро взял? Серебро — Ивашке отдашь. Пусть немедленно гонит вслед за вирником и отдаст ему кису. Сегодня же. До заката. Сам останься в селище. Перепишешь и людей, и майно, и чего там от княжих осталось. Бересты возьми. Местным скажи: пусть две могилы копают и две домовины строят. И ещё: Фильку и белобрысый там есть — сюда верхами не медля.

– Господине, может не надо сразу? Прибрать бы тут пока, кровищи-то… Увидят они сотника Перуна битого — звон пойдёт…

– Нет тут сотника Перуна. Утром был, а к обеду — весь вышел. Стал мой раб — Пердунишкой звать. И раб этот — помер. Попал под дерево. Вот под эту жердь еловую. Так людям и скажешь, ежели спросят. А если у них от этого звон пойдёт… «На чужой роток не накинешь платок» — русская народная мудрость. Скачи быстро!