Кошачий глаз

— Я прочесал весь сад, — сказал Блондель. — Тут почти все дома с садами. За садом старательно ухаживают. Там есть даже статуя, вот отсюда видно. Это Диана…

— …Охотница, — прибавил Симон.

— Потрясающая эрудиция! — фыркнул Бело.

— Стараемся вас не осрамить, шеф, — серьезно сказал Блондель.

— Я бы предпочел, чтобы ты нашел стилет или нож, одним словом, орудие преступления. С хорошенькими отпечатками пальцев. Нет ли чего-нибудь такого в колчане Дианы?

— Скульптор даже не потрудился его выдолбить, — страдальческим голосом произнес Блондель. — Поиски в гараже тоже ни к чему не привели. Кроме спортивного автомобиля, там ничего нет. А что за чистота! Нигде ни следа грязной тряпки или пустой банки! Мы в первый раз занимаемся убийством одинокой женщины. Интересно, они все такие?

— Думаю, такая педантичность может нам дать представление о характере жертвы. Еще что-нибудь есть?

— Нет.

— Тогда займешься доходами мадемуазель, и немедленно. Где-то здесь в бумагах я видел чековую книжку…

— Вот она, — сказал Симон.

Чековая книжка была выдана очень солидным частным банком. Бело показал ее Блонделю.

— Ты знаешь, как за это взяться, а если тебе будут мешать, обратись к Гайярде. — Блондель вышел. — Теперь твоя очередь, Симон. Где фото, которое ты мне показывал?

Симон взял из пачки бумаг белый прямоугольник и перевернул другой стороной.

— Оно стояло на камине в ее комнате.

— В ее комнате? — спросил Бело, разглядывая здоровое, мускулистое, как у спортсменки, тело.

— Да. Судя по узкой кровати, она жила там одна.

— Странно, поставить собственную фотографию в одном купальнике к себе в комнату. Как это называется?

— Нарциссизм.

— Именно. Странная, однако, была эта мадемуазель Сарразен. А теперь приглядимся к кавардаку, который мы тут застали. Если преступник что-то украл, то что?

— В самом деле, что? Все содержимое ящиков перевернуто вверх дном и в секретере, и в ночном столике. На полу черт знает что: постель, драгоценности, бумаги. Я начал работать, как только отвалили эти из отдела криминалистики.

— Ты сказал — драгоценности?

— Да, в шкатулке.

— Ты наткнулся на кольцо с большим бриллиантом?

— Их там целая куча. А еще браслеты, ожерелья.

— Надеюсь, ты запер комнату? — Симон достал из кармана ключ и отдал его Бело. — Поставим там кого-нибудь на всякий случай. А что в других комнатах?

— Кроме комнаты прислуги — все нежилые, и очень давно. А ведь на свете полно людей без крыши над головой!

— Зато никто не посягает на их жизнь. А на третьем этаже?

— Чердак, вернее — чердаки. И ни пылинки. Чемоданы, ящики, всякий хлам.

— А что у тебя в сумке?

— Мелочи прекрасной дамы. Календарик. Ни в субботу, ни в воскресенье никакой встречи не предусмотрено. Водительские права. Ну и так далее. Кроме того, связка ключей Я попробовал все: от калитки, от входной двери, от гаража и от машины — с медальоном святого Христофора, покровителя путешественников. К сожалению, он охраняет только на дорогах…

«У него мой способ мышления, — подумал Бело. — Его мать не зря боялась моего влияния. После смерти отца ему не пришло бы в голову стать полицейским, если б не я. Я его не заставлял. И все-таки хорошо, что так вышло».

4

— Войдите, Бело, — сказал из-за своего стола комиссар Пикар, шеф следственной группы, которую называли группой асов. — Прошу оказать мне честь и сесть напротив меня. Кстати, я только что слушал по телефону хвалебные гимны в твой адрес. Это длилось целых пять минут.

— И кто же пел гимны?

— Ага, тебя это интересует! Трюфло, подай господину комиссару стенограмму телефонного разговора.

— Пожалуйста, господин комиссар, — сказал Трюфло, образцовый секретарь, известный как своей лысиной, так и исключительной добросовестностью.

— Это Тевене из Лиона так разливался на твой счет, — сказал Пикар.

— Я только что с ним беседовал, — заметил Бело.

— Он мне говорил, — вспомнил Пикар.

— Ты виделся с Блонделем? — спросил Бело.

— Не только с Блонделем, со всеми. А толку? Может, ты прольешь свет на это дело? Я пока никого не жду, однако вскоре на нас обрушится пресса. Но сначала прочти стенограмму. Комплименты в свой адрес пропусти.

Бело пробежал глазами первые фразы, которых, но правде говоря, было немного, и начал читать: