Кошачий глаз

— Преступление? — потрясенно повторила Огюста.

Симону не оставалось ничего другого, как коротко изложить суть дела. Огюста слушала с напряжением. Об Югетте Сарразен, о Нейи, об отрубленной руке. Когда он дошел до того момента, как Жан-Марк открыл чемодан, она позеленела, а после слов «колечко с „кошачьим глазом“ на безымянном пальце» заслонила рукой рот и застонала. Вместе с тем она нисколько не была удивлена.

— Да, — сказал Симон, желая как можно скорее закончить повествование, — госпожа Берже опознала кольцо, предназначенное для вас. Поэтому я здесь. Надеюсь, вы прольете немного света на эту историю и поможете Жан-Марку.

— Помогу Жан-Марку? А почему я должна ему помогать? — спросила Огюста, до этого смотревшая прямо перед собой невидящими глазами и только при последних словах Симона резко повернувшаяся к нему.

— Потому, — наставительно ответил Симон, — что, как бы велика ни была ваша обида…

— Да не об этом речь! — прервала его Огюста. — Почему Жан-Марк нуждается в помощи? Потому что он стал жертвой чьей-то страшной мести?

— Месть никогда не бывает без причины. И именно знание этой причины поможет нам найти преступника.

Огюста сложила руки на коленях — красивые, большие руки, намного крупнее, чем у мадемуазель Сарразен. И эти руки дрожали, а значит, жили.

— Месть не бывает без причины, — тихо повторила она и, помолчав немного, начала свой рассказ.

Она говорила, неотрывно глядя на свои руки и все больше наклоняясь вперед.

— В прошлом году мы должны были пожениться. По крайней мере я так решила. Мне казалось, что он тоже. Мы вместе уехали в Париж, начали учиться. Нам случалось спать вместе, вон за той ширмой. Мы нашли ее на свалке. На субботу, воскресенье Жан-Марк всегда оставался у меня. Мы выходили тогда только за продуктами. Готовил он. Вместо фартука повязывал полотенце. Все нас смешило, мы радовались любой мелочи. Я думала, что такой будет и семейная жизнь. Кроме занятий в Академии, он работал на площади Вандом у Пижона, знаменитого реставратора. Ну и рисовал так, для собственного удовольствия. В музеи мы ходили не реже, чем в кино. А потом, в декабре, точнее, в самом начале декабря, еще перед Рождеством, он исчез.

Огюста скрестила руки на груди. Теперь она смотрела на коврик перед тахтой. Казалось, она видит на нем то, что рассказывает.

— Это было в понедельник. Утром он сказал: «Не жди меня на этой неделе. Шеф завалил меня работой». Всю неделю его не было. И потом тоже. Никогда, никогда больше я его не видела. Он жил на улице Бонапарта в гостинице «Марсель». Я звонила туда много раз. Мне говорили, что он ушел или еще не вернулся. Он не вспомнил обо мне ни на Рождество, ни на Новый год. Конечно, я встречалась со знакомыми и днем, и по вечерам. Я не из тех, кто быстро сдается. Но праздники без Жан-Марка! Я почувствовала, что такое одиночество. Одиноким можно быть и среди людей. Мне казалось, что родители, дом, даже воспоминания — все пропало вместе с ним! Я словно превратилась в бездомную бродяжку. Я, дочь Шенелона, одна из самых завидных невест в Лионе. Я поздравила семейство Берже с Рождеством. Надеялась получить какие-нибудь новости из Лиона. Может быть, он туда поехал? Может быть, кто-нибудь заболел, например бабушка? Ах, эта кошмарная бабушка! Надо признать, это она посоветовала ему учиться в Академии. В глубине души я знала, что, если б он там был, родители написали бы мне. Я каждую неделю получала от матери послания на двадцати страницах. Но ответ пришел именно от его бабушки.

Огюста еще больше помрачнела и стиснула кулаки.

— В ее письме была такая фраза: «Надеюсь, тебе понравилось колечко, подаренное Жан-Марком». Я сожгла письмо, но эти слова неотступно преследовали и мучили меня. Я решила, что женщине, носящей вместо меня кольцо, это даром не пройдет. Три дня я подстерегала Жан-Марка близ мастерской Пижона. Он не появился. Я стала ездить к гостинице «Марсель». Он много раз проходил мимо моего такси, я вся дрожала от страха, что Жан-Марк меня заметит. Он всегда был один. Что из того! Однажды вечером он вышел и взял такси. Я поехала за ним. Машина остановилась в Нейи, на улице де ла Ферм, девять бис. Конечно, там мог жить какой-нибудь его приятель. Но я была уверена, что это не так. Шофер моего такси был молод, странно на меня поглядывал, и я боялась, что он начнет приставать. Пришлось вернуться в Париж. В телефонной книге Нейи я нашла имя хозяйки виллы на улице де ла Ферм. Это была мадемуазель Сарразен. Я сразу набрала номер. К телефону долго не подходили, наконец в трубке раздалось: «Алло!» Это был звучный, чистый, твердый женский голос. Мне стало нехорошо. «Это квартира мадемуазель Сарразен?» — спросила я. «Да, — ответила женщина. — А кто говорит?» «Погоди, — подумала я, — я задам тебе страху!» И молчала. «Алло! Алло!» — повторила она и, кладя трубку, сказала кому-то, бывшему рядом, вероятно, Жан-Марку: «Устраивать розыгрыши среди ночи!» Розыгрыши! Это она называла розыгрышами. Назавтра я отправилась к ней.