Кошачий глаз

— Симон не убедил меня, — спокойно сказал Пикар при виде Бело. — Аргументы из области эмоций вообще мало на меня действуют, но я начинаю колебаться. К тому же Тевене разделяет ваше мнение. Он знал Огюсту и ее родителей. Говорит, что она не была способна убить даже муху. Только, по-моему, на это каждый способен. Если ты слишком впечатлителен, чтобы сделать это самому, можно воспользоваться липучкой, баночкой с сахаром или средством от насекомых! Последнее слово, которое сказала девушка Симону, было: «Итак…» Он сам это вспомнил. Что произошло между ее встречей с мадемуазель Сарразен и последним воскресеньем? Я хотел бы, чтобы кто-нибудь это выяснил. Итак…

Это прозвучало как приказ. Симон встал.

— Конечно, — сказал Бело, — поскольку ты был с ней знаком, ты и должен этим заняться. Начни с консьержки. Попробуй найти этого Франсуа, которого она ожидала, когда ты пришел. Он мог явиться сразу после твоего ухода.

— Я уже думал об этом, — сказал Симон.

— Прими мои поздравления, — хмыкнул Пикар.

— Еще минуточку, — сказал Бело. — Я хочу, чтобы ты перед уходом услышал об открытии Блонделя. Я не могу дождаться, когда поеду в Нейи.

Рассказ Бело поднял у слушателей настроение.

— Надо было раньше обыскать чердаки, — заметил Пикар, весь вечер придиравшийся к Симону.

Симон только вздохнул сокрушенно.

— Я хотел допросить Берже в связи с самоубийством Огюсты Шенелон, — сказал Пикар, — но ты прав. Тебе надо скорей туда ехать. Берже мы займемся после твоего возвращения.

— Я надеюсь на обратном пути заехать на Лионский вокзал и допросить носильщика, — сказал Бело. — Приток новой информации оживит нашу беседу.

4

На улице де ла Ферм Блонделя и Бело уже ожидал Тюссен.

— Привет! — сказал Бело. — Из отдела криминалистики еще не приезжали?

— Нет, шеф.

— А Жизель еще тут?

— Все время. Говорит, что ей заплатили вперед.

Жизель, вероятно, подслушивала под дверьми, потому что, когда Бело окликнул ее, она моментально появилась.

— Добрый день, господин комиссар.

— Добрый день, Жизель. Я не имел счастья видеться с тобой с понедельника.

— Я с вами тоже, господин комиссар.

— Тебе тут не очень скучно?

— У меня в комнате радио. И еще я очень люблю читать.

— Наши сотрудники тебе не мешают?

— Нет. Нам тут всем нечего делать, — серьезно ответила Жизель.

— С минуты на минуту здесь будут наши коллеги из отдела криминалистики. Задержи их тут, пока я их не вызову. Мы идем наверх.

— Наверх? Это куда? — спросила Жизель с ноткой беспокойства.

— На третий этаж.

— А-а, хорошо. — Казалось, она успокоилась.

Они поднимались по лестнице быстро, в полном молчании. Впереди шел Бело, Блондель и Тюссен за ним. На третьем этаже Тюссен возглавил процессию. Проходя через чердаки, он объяснил, почему тут больше хлама, чем раньше.

— Когда Блондель ушел, я перенес сюда чемоданы и ящики, стоявшие у стены, но других дверей не нашел.

— А тебе хотелось?

Тюссен засмеялся. Странно прозвучал его смех под этой крышей, среди старого хлама. Начинало темнеть. Тюссен вынул из кармана связку ключей и, прежде чем отпереть дверь, показал их шефу. Наконец путь в таинственную комнату был открыт. Бело вошел не сразу. Он осматривался. Блондель внимательно следил за выражением его лица.

— Ты был прав, — сказал Бело. — Тут очень красиво. И все новое. — Он шагнул вперед. — Обратите внимание на следы грязи и краски на ковре. Смотри! Мольберты! Ты о них ничего не говорил.

— Пустые мольберты, — уточнил Тюссен.

— Очень удобно иметь мольберты, чтобы расставлять на них картины, — ответил Бело. — Вон там у окна, на треножнике — черт знает, как он называется, — толстая пачка с эскизами. А эти две пустые рамы? — Бело схватил Блонделя за руку. — Я тебе скажу, чем эта комната отличается от тех двух внизу. Не только на мольбертах, но и на стенах — ни одного полотна! Мадемуазель Сарразен ничего тут не повесила! Посвети, Тюссен!

Полицейские внимательно осмотрели стену, нигде не было видно следов гвоздей или даже кнопок.

— Теперь займемся папкой, — сказал Бело.

Их снова ждал сюрприз. В папке не было рисунков, только цветные репродукции картин с карандашными отметками на полях. Все это были репродукции произведений Ван Гога. Бело пригляделся к пометкам: почерк мадемуазель Сарразен. Даты, названия стран и коллекций, форматы. Некоторые фрагменты были обведены. Присматриваясь ко всему этому, Бело сказал:

— Я понимаю, почему торговцы картинами уговаривали ее составить каталог. Все, что мы тут видим, возможно, и есть материалы для каталога, только почему они так тщательно скрывались? А книжки?

Блондель, усевшись на табуретку перед низкой полочкой, начал читать надписи на корешках:

— Ренуар, Моне, Мане, Пикассо. Брак. А вот и наш знакомый. Ван Гог. Ван Гог, Ван Гог, дальше — только Ван Гог.

— Хотел бы я знать, — сказал Бело, — зачем в такой комнате нужен гобелен. С Ван Гогом и прочим он сочетается, как Версаль с торговым домом Самаритен!

— Похоже, за этим что-то кроется, — промолвил Тюссен.

— Вот именно. Двери. Ты хотел вторые — вот они.

За гобеленом действительно находились двери.

— Нет ручки, — сказал Блондель.