– Ты уверена, что она не смотрела на север, в сторону Майами? – усмехнулась Йоланда.
– С такого ракурса трудно сказать, – засмеялся Бенни. Я почувствовал, что тему сейчас снова сменят, поэтому быстро спросил:
– А вы были близки, тетя? С мамой?
Хуанита слабо улыбнулась:
– О да! Сестры Гутьеррес. Мы вместе бегали по окрестностям. Устраивали самые лучшие проказы. Гуляли с самыми красивыми парнями. А как мы танцевали! Просто убойно.
– Вы танцевали? – спросила Ана.
– А кто ж не танцевал? Но мы как-то выделялись. Все парни нас приглашали. Если они нам не нравились, мы танцевали вдвоем, сестра с сестрой. Люди останавливались, смотрели и кричали «ого!». – Хуанита с тоской хрумкнула банановой чипсой. – Хорошее время было.
– Так почему мама уехала? – не выдержал я. – В смысле, почему она уехала, а ты осталась?
Хуанита уставилась на меня, так и не донеся очередную чипсу до рта.
Внезапно заговорила Йоланда:
– Это личное решение каждого. Каждый должен все решать сам.
Мой вопрос улетучился, словно его и не было. Я вдруг понял, что кое в чем Хуанита повторяла сестру. Обе хотели забыть прошлое.
И еще. Много рассказывая о маминой юности в Гаване, Хуанита ни разу не спросила меня о ней. Ни как она жила, ни как умерла.
– Скажи мне, – обратился Бенни к Ане, – каково это – жить в Нью-Йорке?
– Это от многого зависит. Ты сын банкира или дочь пуэрто-риканского иммигранта? Богатый и белый или бедный и черный? – Девушка пожала плечами. – В зависимости от того, кто ты, Нью-Йорк может быть очень разным.
– Прямо как в Гаване, – сказала Йоланда. – Она разная: если ты дочь партийного деятеля или бизнесмена, то одна, а если ты чернокожий подросток из трущоб, то совсем другая.
– Я думала, на Кубе это не имеет такого значения, – заметила Ана.
Йоланда выразительно на нее посмотрела.
– Бенни вырос в трущобах, и что с того? – встряла в разговор Хуанита. – Бесплатная школа, бесплатный университет, бесплатное жилье – разве в Нью-Йорке ты это получишь?
– Все мои школьные приятели по-прежнему живут в трущобах, – тихо сказал Бенни. – Боятся, что крыша рухнет им на голову, пока они будут спать.
– Это все прекрасно только на бумаге, – прибавила Йоланда. – На Кубе нет ни расизма, не сексизма и все процветают. Но сколько черных ты видел в политбюро? Сколько женщин?
– Может, не будь эмбарго… – начал Бенни.
Хуанита резко хлопнула по столу:
– Хватит! Рик с Аной приехали на Кубу не за тем, чтобы обсуждать политику.
На миг повисла тишина. Никто ни на кого не смотрел. А потом Ана заговорила:
– Но вообще-то в Нью-Йорке здорово. Как нигде. Небоскребы, Центральный парк, а если вы когда-нибудь приедете, то мы повезем вас на Кони-Айленд…
После ужина я достал подарки. Темные очки и бейсболку для Йосвани, несколько компакт-дисков и косметику (выбирала Ана) для Йоланды.
Хуаните я привез крем для рук и две книги. Она так гладила обложку последнего романа Маргарет Этвуд, будто это сокровище. Другим же подарком была «Обретая маньяну: воспоминания о кубинском Исходе» Мирты Оджито. Книга эта принадлежала маме. Когда-то ей подарил ее папа, даже сохранилась надпись: «Марии». Книга рассказывала о Мариэльском исходе, во время которого мама тоже покинула Кубу.
Я взял ее не задумываясь – решил, вдруг тете будет интересно. Но она, увидев название, кивнула и отложила том в сторону, словно он ничего не значил.
Прежде чем мы отправились в «Милочо», Йосвани нацепил бейсболку и нацепил очки на горловину майки, хотя уже стемнело. На улице он то и дело поправлял обновки и шел по центру улицы, словно хозяин. Ну или держался подальше от балконов ненадежного вида.
– Сегодня мы оторвемся, – пообещал кузен.
– А где клуб? – Ана неуверенно осмотрела пустую улицу и крепче прижала камеру к груди. – Мы возьмем такси?
– Никакого такси, – заявил Йосвани. – Это обдираловка для туристов. Поедем на maquina.
– На чем? – переспросил я.
– На «автобусе». Миндальке.
Когда мы добрались до Нептуно, главной улицы Сентро Авана, Йосвани показал нам, что имел в виду. Тут было не продохнуть, один американский драндулет сменял другой.
– Видишь машины округлые, как миндаль? – Кузен шагнул вперед и поднял руку. – Сделайте вид, что вы не приезжие.
Мы с Аной переглянулись.
– Как?
– Молчите.
Мы и замолчали.
К нам кинулась дородная женщина:
– Привет! Вы откуда? Такси не желаете? Сигары?
Йосвани отмахнулся от нее и без особой надежды попросил нас:
– Постарайтесь выглядеть не так по-американски.
Подъехала машина. Йосвани наклонился к окну:
– На пляж?
– На Двадцать третью, – буркнул водитель и рванул с места.
– Надо знать названия улиц, – пояснил Йосвани, сигналя другой машине.
Подъехавший дребезжащий тарантас – «плимут фьюри», опознал какой-то уголок моего разума, – как раз направлялся на пляж. Рядом с водителем примостилась парочка, благоухавшая, как целая фабрика «Шанель». Мы устроились сзади на длинном, плоском задубевшем сиденье. Я хлопнул ржавой дверью, и водитель хмуро зыркнул на меня:
– Suave con la puerta! Полегче!