Кошачий король Гаваны

На узкой кровати лежал матрас в цветочек – кажется, изначально синего цвета.

Я представить себе не мог, каково тут жить.

Рикардо присел у кровати и выудил из-под нее круглую металлическую банку, вроде тех, в которых продают печенье. Внутри оказалась куча всевозможных листков – тетрадные страницы, папиросная бумага, копировальная, газетная. Все исписаны вдоль и поперек.

Рикардо порылся, вытащил сложенный в несколько раз тетрадный лист и протянул мне.

Почерк был мелким, но аккуратным и разборчивым и казался чужеродным на этом смятом пожелтевшем листке. Стихотворение насчитывало всего десять строк. Я прочел их раз, потом другой, выискивая скрытый смысл.

Стихотворение было простым, хорошо сложенным, но безыскусным. В нем говорилось о вечере в Тринидаде. Усталый человек возвращается домой, идет по мощеным улицам. Закатное солнце греет его. Он слушает, как туристы спорят с водителем такси. Думает о кофе, который заварит себе дома. Чувствует аромат цветков апельсина, что напоминает о молодости, проведенной на Сосновом острове, и улыбается.

Вот и все. Никакой революции. Никакой политики вообще. Ни даже любви или страсти. Просто ностальгическая зарисовка. Сувенир для туристов, как и картины в галерее.

– Мило. – Я вернул листок Рикардо.

– Мило. – Он кивнул. – Да. Мило. – И посмотрел на меня, словно ожидая большего.

– Ну… – Я задумался, что еще сказать. – А какой была моя мама? Ну тогда, в молодости?

– Мне надо открыть галерею, – внезапно заявил Рикардо и убрал банку.

Я прошел за ним обратно. Он открыл ворота и привалился к косяку, глядя на туристов.

– Друзья, – окликнул Рикардо пожилую пару, вроде бы американцев. – Заходите. Откуда вы?

Я отвернулся от него и уже успел сделать несколько шагов по улице, когда вдруг услышал:

– Мария… Как она?

Я оглянулся. Рикардо стоял в дверях и смотрел на улицу так, словно ничего и не говорил. Будто вопрос задал кто-то невидимый.

– Мама умерла два года назад, – сказал я.

Я ждал, что Рикардо вздрогнет, отвернется, может, даже заплачет. Но ничто не дрогнуло на этом рыхлом, мягком лице. Безжизненные глаза даже не моргнули.

* * *

Днем я помог Тане с сайтом – размещение фотографий, категории номеров, карта и все прочее. Мы сидели на массивной кованой кровати, привалившись к изголовью, и работали на потрепанном ноутбуке. Дверь в гостиную оставалась открытой, но у меня покалывало кожу от близости девушки. Каждый раз, как она задевала меня локтем, я чуть язык не прикусывал.

Я уже встречал девушек-гиков, но ни одна не слушала меня так, как Таня. Кажется, она и правда верила, будто я могу сказать что-то умное. И разумеется, самая умная мысль, что я выдал за все утро, была «а может, тебе разместить на сайте какую-нибудь картинку с кошкой?».

– О, было бы мило, – улыбнулась Таня.

Ладно, вообще-то идея не такая глупая, как кажется. У Тани и правда была кошка – симпатичное серое животное, которое целые дни напролет лежало на крыше, если только не путалось под ногами у очередного туриста, что затаскивал чемодан через патио. И людям правда нравилось видеть изображения кошек на сайтах. Но это вряд ли тот вклад, которого вы ждете от компьютерного гения.

Таня вроде была не против.

– Отлично поработали, – сказала она, когда мы заскочили на кухню за папайей и жареными бананами. – На пляж хочешь?

Плайя Анкон представляла собой длинный пляж в десяти минутах езды от города, зажатый между водой и цепью отелей. Когда мы вышли из автобуса, нас встретил соленый бриз, настоящее спасение после дневной жары. Мы скинули обувь и пошли босиком по мелкому белому песку. Карибское море, чистое, синее, спокойно катило свои волны у берега.

Мы бросили вещи в тени высокой пальмы и переоделись под прикрытием полотенец. И да… Таня в купальнике…

Я поспешил к воде, чтобы охладиться. Таня пошла следом. Я старался не очень пялиться, как блестит ее мокрая кожа. Мы плескались на мелководье, брызгались и смеялись.

Потом мы лежали на солнце, мазались защитным кремом и слушали Майто Риверу на моем айподе. Ветер приятно овевал кожу, и меня охватила истома. Я мог лежать так вечно. Но в какой-то момент, почувствовав цветочный аромат, вспомнил…

– Как пахнут апельсиновые деревья?

Таня пожала плечами (я лежал с закрытыми глазами, но ощутил движение песка):

– А что?

Я рассказал ей о стихотворении Рикардо.

– Этот парень когда-то встречался с моей мамой, – добавил я. – Мне говорили, он отличный поэт, но что-то я не впечатлился.

Таня долго молчала. Так долго, что я уже подумал, не заснула ли она. Но когда открыл глаза, обнаружил, что Таня сидит с задумчивым видом.

– Знаешь, как еще называют Сосновый остров? Isla de la Juventud.

Остров молодежи… что-то знакомое.

Ой!

По коже продрал мороз. Теперь я вспомнил. Это там сидел Фидель после первой неудачной попытки переворота. А позже, придя к власти, стал ссылать туда противников революции.

– Ничего не хочу сказать, но я спросила отца о твоем друге, Рикардо, – призналась Таня. – До переезда сюда он провел двадцать лет в тюрьме.

Я нахмурился, судорожно высчитывая годы: