Чувства людей были во многом подобны пламени — плеснёшь водой, и угли зашипят, угасая, подбросишь сухих поленьев — вспыхнут с новой силой, а уж если налетит ветер, то яркий огонь взметнётся до небес. Лису нравилось смотреть, как отчаяние навьего войска отступает, переползая в стан врага. Улыбки на лицах дивьих воинов гасли, на лицах навьих, наоборот, разгорались.
— Смерти нет! — Лис поднял кулак. — В атаку!
И гордо вскинул голову, упиваясь силой своих слов.
— Ты слишком рисуешься, — выговорил ему потом в шатре дядька Ешэ. — Опасно.
— Это ещё почему? — фыркнул Лис. — Отец велел воодушевить войско, я просто выполняю приказ.
— И тебе это нравится.
— Допустим. Что в этом плохого? — он глянул с вызовом, но советник лишь покачал головой:
— Не перестарайся. Если Кощею покажется, что ты украл любовь его народа, тебе не поздоровится. Он жаден до власти и до злата, но ещё больше хочет, чтобы его боготворили. И его боготворят, но боятся. Упыри со злыднями — не в счёт, они твари тупые и мёртвые к тому же — любить не умеют, только кланяются и раболепствуют. А вот навьи люди… сейчас они всё для тебя сделают. Ещё немного, и против самого князя пойдут, ежели ты им прикажешь.
— Я буду поосторожнее, — пообещал Лис, а сам намотал на ус слова дядьки Ешэ.
Неужели у него и впрямь есть такая сила? Досадить отцу можно было по-всякому. Украсть у него народное обожание — чем не месть? Если подумать, в этом крылась даже своя особенная ирония: тот, кто сам разучился (а может, никогда и не умел) любить, больше всего на свете хотел, чтобы все его любили и преклонялись перед ним.
Лис решил, что ему вполне хватит и первого. А преклонение — да ну, ерунда! Да кому оно вообще нужно?
Он продолжил вести себя как ни в чём не бывало. Никогда не прятался от своих людей в шатре, пил с ними из одной чаши, вечерами пел песни, всех быстро выучил по именам, вместе с ними радовался успехам и грустил, оплакивая павших. Если кого и наказывал, то только за дело, а особенно рьяных — таких, как тот вихрастый черноглазый парень со звонким именем Май, что готов был ещё в первый день умереть за княжича, — продвигал по службе, окружая себя самыми преданными людьми.
Только с горынычами у Лиса по-прежнему не ладилось. Те хотели продолжить налёты на Светелград, но Лис строго-настрого запретил им это делать. А когда те начали роптать, сказал им, глядя прямо в бесстыжие змеиные глазищи (перед этим, правда, пришлось хлебнуть советничьего пойла для храбрости):
— Вы, окаянные, спалите там всё к огнепёскам паршивым, а город нам ещё пригодится. Кощей сказал — как возьмём дивью столицу, он её мне подарит. Буду там наместничать. А как править, если от города одни головешки останутся? Нет уж, Светелград нужно не жечь, а сохранить.
Дядька Ешэ это решение одобрил, хоть потом и пожурил Лиса за неуважительное обращение с союзниками.
— Ты ещё Жар-птицам скажи, чтобы молодильные яблоки воровать перестали.
— А, эти пущай воруют, — отмахнулся Лис. — Яблоки нам нужны. А то непорядок это: почему у дивьих они растут, а у нас — нет? А если кому-то так хочется что-то сжечь, то ближайшие деревни к их услугам. Люди оттуда всё равно давно за стены удрали, а деревянные дома да соломенные крыши гореть будут ярко.
— Ты что это, противника жалеешь? — советник всё больше хмурился: скоро вон уже брови на переносице срастутся.
— Какого ещё противника? — усмехнулся Лис. — Все мужики на войне давно. И бабы тоже — те, что воинскому мастерству обучены. Кто там остался? Старики да дети? Не с ними я воюю…
Ешэ сплёл руки на груди, тяжко вздыхая, и задумчиво пробасил:
— Иногда мне кажется, Лисёныш, что ты воюешь только сам с собой. Ну и с отцом, конечно. А всё прочее, — он обвёл руками шатёр, — лишь декорации для твоего ярмарочного балагана.
Лис не стал спорить, только пожал плечами:
— На войне как на войне.
— Я думал, тебе не нравится сражаться.
— Так и есть. Но ответь мне, положа руку на сердце, разве у меня был выбор? — Лис стукнул пустой чаркой о стол и сердито глянул исподлобья — ну чисто хищный зверёк. Из тех, что выглядят безобидно, а сунешь палец — откусят руку.
Ешэ ещё раз вздохнул.
— Нет, Лисёныш, думаю, что не было.
— Послушай, а ты сам-то зачем Кощею служишь? — Лис вдруг понял, что никогда не спрашивал об этом раньше. С советником Арданом всё было понятно — тот власти хотел, богатства лёгкого да развлечений. Они с Кощеем во многом были схожи. А вот дядька Ешэ — совсем не такой. Не подлый. Вроде недобрый человек, но веяло от него той доблестью, о которой слагали легенды.
Советник замолчал надолго. Лис уж думал, что не дождётся ответа на свой вопрос, но тот всё-таки ответил:
— Кощей мне однажды жизнь спас. И пока я не верну этот долг, буду служить ему верой и правдой. А поскольку он бессмертный… — На мрачном лице воина появилась кривая усмешка. — Однако это ничего не меняет. Просто знай, Лисёныш, ты мне нравишься. Но ежели настанет пора, когда мне придётся выбирать между тобой и твоим отцом, я выберу не тебя.
Он покрутил в жилистых пальцах чарку Лиса и вдруг щелчком столкнул её под стол.