Кощеева невеста

Советник прищурился, заслонившись рукой, как козырьком, от солнца, и вдруг напрягся, как пёс перед прыжком.

— Вот же… принесла нелёгкая. Час от часу не легче. Надо Кощея предупредить, а он, видите ли, занят — в повитухи подался. Тьфу! Не мужское это дело.

— А кто это?

Всадник на мышасто-серенькой лошадке не вовсе выглядел богатырём, которого стоило опасаться. Издалека, конечно, толком не разглядишь, но Василиса была уверена, что чужак невысок ростом и неширок в плечах. Не щуплый, а скорее жилистый — впрочем, за меховым плащом да шапкой-ушанкой не особо что разглядишь.

— Весьмир это. Посланник царя Ратибора, — Ардан нахмурился, на его высоком лбу появилась глубокая складка.

— Разве вы не его ждали?

— Что? Нет. Кого угодно, только не его! Ладно, бывай, красавица. Мне пора: дела зовут. Потом ещё поболтаем, коли прийти не откажешься?

Василиса никак не ожидала, что Ардан вдруг цапнет её за руку и коснётся губами тыльной стороны ладони. От неожиданности она ахнула и только потом догадалась отпрянуть.

— Завтра на рассвете я буду снова прогуливаться по этой стене, — советник поклонился ей и зашагал прочь.

А Василиса вернулась в свои покои в некотором смятении чувств. Что это вообще было? Неужели этот Ардан на неё глаз положил? Но как же так? Она ведь мужняя жена, Кощеева супруга. Прошло времечко, когда её можно было на свиданья звать. Да даже если бы она и хотела — как? Кругом же змейки смотрят! Внимание было приятно: всё ж таки этим Василису прежде не баловали. Но сам Ардан не вызывал у неё доверия.

Впрочем, эти мысли вскоре пришлось отбросить до поры, потому что, пока Василиса гуляла, Марьяна с Отрадой Гордеевной — вы представьте себе — сцепились, как кошки, одёжу друг дружке порвали и чуть было рожи не расцарапали.

А больше всех досталось бедняжке Анисье, которая полезла их разнимать, — теперь у неё под глазом красовался багровый кровоподтёк. Злыдница Маруська держала на подносике лёд, который Марьяна, несмотря на вялые протесты, завернув в тряпочку, прикладывала к Анисьиному глазу. А Отрада Гордеевна в одних шароварах и коротком платье — даже без накидок — шумно вздыхала, подпирая плечом колонну. Кажется, так у неё проявлялись муки совести.

Завидев Василису, воительница вдруг напустилась на неё, как коршун на мышь:

— Ты с ума сошла, глупая? С Арданом знакомство водить не смей, наплачешься потом. Дурной он человек.

— С чего это я должна тебя слушаться? — Василиса подбоченилась. — Ты мне чай не мамка, не нянька. Я уж как-нибудь сама разберусь, кто тут дурной, а кому можно верить.

Она думала, Отрада отстанет, но ту, видать, задело за живое — вон как вскинулась:

— Все они так говорили. Только он всё равно многих жён Кощеевых сгубил, нарочно подвёл под княжий гнев. Ради сестрицы своей ненаглядной старается: сперва начинает вокруг жертвы ходить, в друзья набиваться, потом речи нежные говорить да улыбкой ласковой завлекать, там, глядишь, и руки распустит. Как сдастся глупое девичье сердце, потянется к обольстителю — всё, пиши пропало: Кощею вмиг об этом станет известно. А дальше всё как по-писаному: жену-изменщицу сразу на правёж в острог, а своему дружку только пальчиком погрозит, мол, не балуй больше. Ты этого хочешь, дурёха?

— М-м-м… — Василиса брезгливо наморщила нос. — То-то веяло от него гнильцой, а я всё понять не могла, в чём подвох. Ну, спасибо, Отрада Гордеевна, разъяснила, что к чему. А с сестрой моей вы чего не поделили?

— Дикая она у тебя. Словно кошка шпареная, — буркнула воительница, потирая царапину на мускулистом плече, где была вытатуирована двуглавая змейка: Кощеев знак. Это что же, Кощей и своих жён клеймит, как всю прочую собственность?

— Сама ты кошка шпареная! — огрызнулась в ответ Марьяна. — Думаешь, ты тут самая сильная? А вот накося выкуси!

— Ну, снова-здорово! — Анисья воздела очи к потолку, тут же охнула, схватилась за глаз и взмолилась: — Василисушка, скажи им! Может, хоть тебя послушают бабы глупые…

— Да чего тут говорить? — вздохнула Василиса. — Все мы в одной лодке — без руля да вёсел. Себе же хуже сделаем, коль в разладе жить будем.

И тут случилось неслыханное! Заносчивая Отрада Гордеевна, шагнув к Марьяне, вдруг протянула ей руку:

— Ладно. Не держи на меня зла, Дарина. Зря я тебя обидела. Моя вина — стало быть, и ответ перед Кощеем мне держать, когда он узнает…

Марьяна сперва ушам своим не поверила, а потом совсем не по-девичьи ответила Отраде крепким рукопожатием.

— Прости и ты меня, Отрава Гордеевна. Обе мы хороши. Ты слова злые произнесла, а я первой в драку полезла. Значит, мир?

— Мир, — воительница хмыкнула и, кажется, совсем не обиделась на коверканье своего имени. — Ещё и плетей вместе получим — вообще, глядишь, сроднимся.

— За что плетей-то? — удивилась Марьяна. — Мы же помирились. Да и не видел никто, как мы дрались. Только Анися да Маруся, но они ж свои бабы, не сдадут, правда?

Злыдница ахнула, заслышав своё имя, и, приложив руку к тому месту, где у живого человека должно было биться сердце, закивала:

— Ни в жисть!

А Анисья буркнула: