Кощеева невеста

Алатана-змеюка вестям о сыночке твоём ничуть не обрадовалась, только кричала да ерепенилась — мол, всё равно княгиней Василиске не быть. Ведь Лютомил-то твоего Лютогора старше. А Ардан — тот аж зубами скрипел страшно-страшно, когда прознал о втором сыне Кощеевом. Ты будь осторожна, голубушка, а то кабы не случилось чего. Анисья говорит, зла они тебе желают, ищут способ вас с дитятей извести. Ты уж попроси Кощея тебя уберечь. Он сейчас для тебя что хошь сделает. Ходит с рылом начищенным, как медный таз, радуется, стало быть. Да и мы с Анисьюшкой за тебя рады-прерадёшеньки. Береги себя и маленького. А там, глядишь, и наладится всё. Богатырь-то тот, Ванюшка, вчера вместе с чародеем Весьмиром Серебристый лес у Кощея отвоевали. Авось и до замка дойдут когда-нибудь. Побыстрее бы.

Радосвет на всякий случай заглянул в шкатулку, потряс её даже: ну мало ли, а вдруг там двойное дно? Но нет, больше писем не было.

— И что же дальше? Настасья больше не писала?

— Нет, — Василиса вздрогнула, словно ото сна очнулась. — И Маруська наша куда-то подевалась. Может, схватили её с моим письмом — не знаю. А может, ещё что-то стряслось… Уже после, когда я по книгам колдовать по-навьи маленько выучилась, удалось мне с Анисьей разок-другой по зеркальцу связаться. Я спросила её про Настасью, а та — представляешь — сперва в несознанку ушла, мол, не знаю никакой Настасьи, о чём ты? И лишь когда я от расстройства слезу пустила, всё-таки призналась: да, была такая девица, купеческая дочка, да, под диктовку писала. Сама же Анисья грамоте не обучена, вот и пришлось Настеньку посвятить в наши дела. Но больше ни словечка не сказала — мол, нет больше такой девицы, и всё тут. Как и Марьяны нет. Считай, что и не было никогда — Кощею угодно, чтобы мы так думали. Думаю, Настасья эта тоже сбежать попыталась, за что и поплатилась. Но это всё домыслы. Не знаю я, что с ней сталось. А у Кощея спрашивать — себе дороже. Мне ведь об этой девице знать не положено… По правде говоря, я толком ничего и не узнала. В то время о других не думала, только о себе-любимой плакала. Раздражалась на её вопросы, настырницей считала. Ни разу не спросила, откуда она сама родом, как к Кощею попала… в общем, плохая из меня подруга вышла.

Она высморкалась в платок. Радосвет подумал, что, может, лучше будет сменить тему и что Василису как-то утешат вести о том богатыре:

— А про Ивана этого я не только слыхал, но и видал его даже. Из Дивнозёрья он, вестимо. Могуч, говорят, потому что сын кузнеца. С Весьмиром какой-то уговор у них. Иван его слушается, а больше никого — даже батюшке моему царю Ратибору перечить не боится. Могли бы поругаться — оба они нравом горячи, — но всё ж таки не поругались, потому как одно дело делают: пытаются Дивье царство защитить да Кощея поганого извести. Может, и управились бы давно, только не сумели выяснить, где его смерть запрятана. Потому и продолжается война. Так и будет, пока жив Кощей. А Иван этот, увы, не молодеет. Нам-то что пятнадцать лет — тьфу, миг один. А у него уж и седые волоски в льняных кудрях показались…

— Так что ж ему царь-то не предложил яблоко молодильное съесть? — ахнула Василиса. — Жалко ему, что ли?

— Ничего не жалко, — обиделся Радосвет. — Папка у меня не жадный вовсе, с самого начала этому богатырю яблоко предлагал: как знал, что война затянется. Да только Ванька сам отказался. Сказал, мол, не хочу видеть, как стареют и умирают мои родные-близкие, а я сам остаюсь юным. Не дар это, а проклятие — хуже смерти!

— Хуже смерти… — эхом повторила Василиса.

Она посидела немного, закусив губу и глядя в одну точку, а потом вдруг резко встала, подошла и тронула забившегося в угол Лиса за плечо:

— Ну что, сынок, теперь-то ты выполнишь мою просьбу? Выведешь нашего гостя из башни так, чтобы не попасться на глаза слугам Кощеевым?

— Ладно, выведу, — буркнул тот, обнимая руками свои тощие колени. — Только надобно темноты дождаться. И окарину мне свою дашь, мам? Чтобы без змеек…

— Конечно, дам, — Василиса с облегчением улыбнулась. Похоже, она всё-таки боялась отказа. — Ну что, до темноты ещё пара часов. Чем займёмся, мальчики?

Может, в тавлеи поиграем?

— Ага, — у Радосвета загорелись глаза. — В тавлеи — это здорово! Обожаю их. Только предупреждаю: я всегда выигрываю!