Кощеева невеста

— Значит, не только у меня родственники-мерзавцы, — Лис усмехнулся: невесело, с горечью. — Мой брат и его матушка с дядюшкой знаешь сколько раз меня убить пытались? Думаешь, почему я в Невестиной башне живу? Тут безопаснее. А так-то у меня в замке собственные покои есть и слуги даже. Только никому доверять нельзя. Отвернёшься — ядом угостят или скорпиона под одеяло засунут. Однажды Лютомил нарочно разозлил змейку-кощейку — чёрную с зелёными полосками, самую ядовитую, — а потом бросил её в меня. Та, естественно, цапнула. Спасибо маме — выходила. А Лютомил сказал, мол, случайно это вышло. Я теперь без этого в замок ни ногой!

Радосвет не видел, без чего — «без этого», но предположил, что без волшебной окарины Весьмира — чтобы усыплять ядовитых змеек.

— А разве мы сможем пройти незаметно, если ты будешь играть? Все же услышат? — чихать он перестал, но от резкого запаха рот наполнился слюной, и царевичу пришлось по-собачьи вывалить язык.

— И пусть слышат, — Лис пожал плечами, и короб слегка тряхнуло. — Во-первых, по замку мне ходить не запрещено. А во-вторых, я же музыкант. Почему бы мне не поиграть? Ну и в-третьих, ты не думай, что я такой уж беззащитный, — я как-никак Кощеев сын. Ну что? Прочихался? Мы можем идти дальше?

Радосвет угукнул и припал ко дну короба, чтобы меньше мотыляло.

— Тогда не ори и не лай, — предупредил его Лис. — Сейчас сквозь стену проходить будем. По первости это может быть страшновато.

— Волки не лают! — прорычал Радосвет. — Погоди, а что значит «сквозь стену»? Ты, наверное, хотел сказать «через»?

Он высунул голову из короба. Ох, нет! Оказалось именно что «сквозь». Каменная кладка мелькнула у самого лица, царевич невольно зажмурился, ожидая удара в лоб, но его не последовало, только дыхание перехватило. А когда он наконец осмелился открыть один глаз, оказалось, что они уже стоят по ту сторону стены.

— А почему ты Василису с собой не выведешь, коли можешь? — напустился он на Лиса, и тот от возмущения тряхнул короб так, что Радосвет не устоял на лапах.

— Так не могу.

— Но меня же вывел!

— Ты совсем глупый, что ли? Заклятие Кощеево за зверя тебя приняло. Не умел бы превращаться — сидеть бы тебе в заточении веки вечные. И это ещё запросто может случиться, если продолжишь тявкать.

Радосвет обиженно засопел, но замолчал и на всякий случай даже зарылся в пахучие листья. Кусочек неба, видневшийся сквозь отверстие короба, был тёмным и беззвёздным. От него веяло какой-то безысходностью, и волчонок сдержал рвущийся наружу вой. Хорошо хоть луны не было видно…

Он слушал звук шагов Лиса и даже зачем-то пытался их считать, но вскоре сбился. Тем более что Лис шёл неровно, постоянно петляя, путая следы. Он то останавливался в тени, то перебегал быстро-быстро, то зачем-то возвращался обратно. Радосвет сидел тихо и про себя молился — всем богам, каких знал. Только бы получилось!

Чем дальше они отходили от Невестиной башни и вечнозелёного сада, тем холоднее становилось вокруг, и даже под крышей замка из пасти вырывался пар.

— Здесь всегда так холодно? — не удержавшись, буркнул Радосвет и тут же прикусил язык.

Он ожидал, что Лис опять начнёт орать, мол, сиди тихо. Но тот просто и коротко прошептал:

— Всегда, — и заиграл на окарине.

Коридор наполнился печальной музыкой. Кажется, она слышалась повсюду, отражаясь от камней и каменных статуй, изображавших любимых Кощеевых змей и огнепёсок с пылающими глазами. Шаги Лиса стали гулкими — сводчатый потолок многократно усиливал все звуки. Даже шёпот.

— А почему? — Радосвет на всякий случай тоже заговорил тише. «Почему-чему-чему-чему», — отозвавшееся эхо заставило его вздрогнуть.

Он успел заметить, что змейки-кощейки кишели повсюду: прятались в углах и за занавесями, сидели, свернувшись, на пьедесталах, обвивали крепления потухших факелов, свисали с уступов стен. К счастью, все они спали.

— Ну не любит Кощей тепло, — хмыкнул Лис, оторвавшись от окарины. — Холоднокровный он, как змей.

«Змей-эй-эй-эй», — смеясь, поддразнило эхо.

— И нрав такой же… — пробурчал себе под нос царевич.

К счастью, они уже прошли сводчатый коридор, и эхо промолчало. Музыка тоже смолкла.

— Не такой же, а хуже, — со смешком отозвался Лис, со скрипом приоткрывая какую-то дверь, и вдруг, отпрянув, выругался. — Вот чёрт! Принесла же нелёгкая…

Волчонок тут же юркнул в листья, закопался, затаил дыхание и притворился мёртвым. Только сердце, будто бешеный барабан, продолжило стучать в груди: тум-тум-тум…

— О, Лютогор! Надо же! — раздался звонкий, ещё не сломавшийся мальчишеский голос. — А я думал, ты по темноте из башни не выходишь, боишься. А с кем ты разговаривал, когда открывал дверь?

— Так с тобой же, братец, — отозвался Лис, и Радосвету представилась приторная неискренняя улыбка на тонких губах Кощеева сына. — Добрый вечер, говорю, Лютомил.

— И тебе добрый, коли не шутишь.

Шаги приближались. Старший брат подошёл к Лису, шумно втянул носом воздух и фыркнул:

— Чем это от тебя так воняет?

— Это для зелий, — хмуро произнёс Лис. — Дай пройти.