Кощеева невеста

Лис кивнул. Наверное, стоило что-то сказать. Возразить, быть может? Но что тут возразишь, если на самом деле так будет правильнее?

Он прищурился, глядя на показавшееся из-за сопки солнце, и вдруг спросил:

— А что случилось с Марьяной?

— С ке-е-ем? — мара, фыркнув, оперлась о берёзу. — Не знаю я никакой Марьяны.

— А говорила, мол, всё знаешь. Обманула? — не удержался Лис. Он был уверен, что Маржана прекрасно поняла, о ком её спрашивали. Просто дулась, вот и всё.

Их негодующие взгляды схлестнулись. Этой яростью можно было легко плавить лёд. На какой-то момент Лису даже показалось, что в весеннем лесу стало жарко, как летом. Но Маржана, вздохнув, отвела глаза первой:

— Знаю, да не всё могу сказать. Хочешь, покажу тебе её судьбу, коли не забоишься?

— Чего мне-то бояться? — удивился Лис.

— А того, что нам, марам, известен только один способ говорить без слов — сон могу тебе наслать. Поверь, он будет не самым приятным, — Маржана оскалилась, показав острые, как иглы, зубы, — зато правдивым.

И Лис решился:

— Ладно, показывай. Только разбуди потом.

Он улёгся рядом с костром, поплотнее завернулся в плащ отца и закрыл глаза. Маржана подошла ближе, села на него верхом, надавила обеими ладонями на грудь так, что не вздохнуть, не охнуть, и зашептала вязкое, как патока, заклятие. Лис почувствовал, что проваливается в глухую беспросветную тьму.

Первым вернулся звук капающей воды, гулкий, как в подземелье. Мерный до тошноты. Кап… кап… кап… Так и с ума сойти недолго!

Лис пошевелился. Звякнула цепь. Запястья ожгло болью. Он прикусил губу, чтобы не вскрикнуть, и распахнул глаза. Перед взором, куда ни повернись, была только каменная кладка, покрытая инеем. Почему-то она раскачивалась в такт капели.

Спустя мгновение Лис понял, что качается он сам, подвешенный на цепях к потолку. Его ноги доставали до земли лишь большими пальцами. Стоило ему единожды забыться и потерять опору, как боль в содранных до мяса запястьях стала невыносимой. Он закричал что было мочи, но не услышал собственного крика. Только кап… кап… кап…

«Танцуй», — сказали ему камни стен. Пол под ногами вдруг накалился докрасна, а цепи, удерживавшие его руки, ослабли. Запахло палёным. Пришлось встать на цыпочки и подтянуться, чтобы не чувствовать жара. Выбор был невелик: повиснуть на руках, на которых уже и так не было живого места, или быстро-быстро перебирать ступнями, чтобы не поджарились пятки. Танцевать — как велели камни.

А эти жалкие булыжники смеялись над ним, скалясь зубастыми трещинами:

«Решай, что тебе важней? Руки или ноги?»

И вот уже не вода, а кровь потекла от запястья к локтю, щекоча шею. Кап… кап… кап…

От боли темнело в глазах, к горлу подкатывала дурнота. Лис надеялся, что сейчас потеряет сознание — и проснётся.

Где же Маржана? Она что, решила бросить его в этом кошмаре? Отомстить за то, что он отказался бежать с ней? Да, с неё станется… Ох, как же неосмотрительно он доверился маре — не абы какой, а главной над Кощеевыми Клинками. Думал, можно вот так запросто скоротать с девицей ночь, а потом сказать, что ничего не было? Или это она сказала? А, теперь не важно. В её силах было сделать эти муки вечными — даже если бы наяву прошло всего мгновение. Этого вполне хватило бы, чтобы сойти с ума.

Лис закашлялся — с раскалённого пола поднимался едкий дым, заполняя собой всю темницу — тесный каменный мешок, в котором он не смог бы даже вытянуться в полный рост, если бы ему позволили лечь.

Вдруг до его ушей донёсся истошный девичий крик — хоть и приглушённый толстой кладкой стен, но всё равно исполненный боли и отчаяния. Один из камней-насмешников подвинулся, открывая длинную щель, похожую на бойницу.

«Слышишь? — прошелестели булыжники. — Узнаёшь?»

И не слухом, но сердцем Лис узнал голос своей матери. Он дёрнулся в цепях, но так и не решился подтянуться, чтобы заглянуть в открывшийся проём. Слишком страшно было убедиться в своей правоте.

«Её пытают из-за тебя! — камни корчились, хохотали, выли волками, ухали совами, перекликались на разные лады. — Всё это из-за тебя!»

— Нет! — больше выдохнул, чем выкрикнул он — и проснулся.

А потом ещё долго — беззвучно и отчаянно — рыдал в объятиях разбудившей его Маржаны. Та гладила его по голове, дула в волосы, нежно поправляла прядки, прилипшие к вспотевшей шее, и твердила, как заклинание:

— Всё хорошо, милый. Это просто сон, дурной сон. Чужая явь, не твоя.

— Сон? Правда? — пролепетал Лис, когда снова смог говорить. Собственный голос показался ему незнакомым, хриплым — будто сорванным от долгих криков. И чёртова весенняя капель звенела по растаявшим от весеннего тепла лужам, как сумасшедшая: кап… кап… кап…

— Сколько я проспал? — он глянул вверх. На чистом небе не было ни облачка, а солнце, казалось, почти не сдвинулось с места. Значит, он отсутствовал совсем недолго.

— Всего лишь четверть часа, — Маржана баюкала его голову в руках. — Может, поспишь ещё? Эй, да не дёргайся ты так! Дурных видений больше не будет, обещаю. Добрые сны — не моя стезя, но я могу сделать так, чтобы тебе вообще ничего не снилось. Хочешь?