Кощеева невеста

Застать дядьку Ешэ в его покоях удалось только после обеда. Тот немало удивился, услышав, что с ним желает увидеться младший сын Кощея, но в просьбе не отказал. Знал, что тот редко о чём-то просит, а раз решился — значит, очень надо.

Хромой злыдень открыл тяжёлую дверь, сплошь заросшую голыми ноябрьскими ветками, и проводил Лиса в тёмный кабинет со стрельчатыми окнами и такими высокими потолками, что как ни задирай голову — ничего не увидишь, кроме тумана да серого ракушечника. Немногочисленные зачарованные светильники горели зеленоватым пламенем, отбрасывая тусклые блики на стол, сплошь усыпанный свитками, и шкафы, полные книг. Стены в обители Упырьего Пастыря напоминали склеп — тоже ветки без листьев, мёртвый плющ и пыльный серый камень. Для полноты картины на шестках из коряг сидели крупные нахохлившиеся вороны-вещуньи. Порой какая-нибудь из них разражалась хриплым карканьем, но замолкала под мрачным взглядом хозяина.

— Зачем пожаловал? — буркнул дядька Ешэ, не отрываясь от дела. Перед ним лежал обтянутый кожей фолиант, в котором советник делал пером какие-то пометки.

— Да так… — Лис, робея, опустился в кресло.

— Если «да так», то уходи, — советник вперил в него взгляд тёмных глаз, от которого сразу захотелось съёжиться и стать маленьким-маленьким — размером с гречишное зёрнышко. — Иди вон в бирюльки поиграй со злыднями. У меня нет времени с тобой нянчиться.

— Я уже большой, чтобы в бирюльки играть, — Лис шмыгнул носом.

— Тогда и говори как большой. Неча мяться. Чай не барышня на выданье!

Наверное, это была шутка, но дядька Ешэ даже не улыбнулся. А у Лиса, как назло, все заготовленные слова из головы вылетели. Ещё и вороны эти дурацкие каркали, с мысли сбивали.

— Проблемка у меня… — выдохнул он.

— Даже две, — кивнул советник. — Поджидать тебя будут сегодня, когда к отцу за ученьем пойдёшь. Прежде Пустолайка один супротив тебя собирался выйти, да не сдюжил. Забоялся после того случая в библиотеке напрямки лезть. Слишком долго пришлось липкий мёд из волос вычёсывать да колтуны выстригать. Ох и клял тебя на чём свет стоит! Ардан ему нынче подсобить обещался.

— Это нечестно! — ахнул Лис.

Тут даже суровый дядька Ешэ не выдержал, усмехнулся в кулак.

— Ха! А когда было честно?

То-то и оно, что никогда. Лис по привычке ссутулился, опустив плечи. Раньше он это делал, чтобы поменьше походить на отца — тот вечно ходил, как будто оглоблю проглотил. С возрастом стало понятно, что похожими они и не будут: внешность Лис унаследовал от матери, только масть навья вылезла, тёмная. Ну а привычка дурная так и осталась.

— Пустолайку я не боюсь, — он презрительно фыркнул. — А вот с Арданом мне не сладить.

— Так отцу скажи, — прищурился советник.

— Ещё чего! Он и без того за слабака меня держит! Скажет, мол, знать ничего не знаю, ведать не ведаю. Ежели мой сын по собственному замку с гордо поднятой головой ходить не научился, зачем такой неумеха нужен? Ещё припомнит, что я змей да собак боюсь… — Лис вздохнул, умолкнув на полуслове.

— Кто предупреждён, тот вооружён, — дядька Ешэ подмигнул. — Хочешь, возьми вещунью.

Лис огляделся, взял из вазочки, стоявшей на столе, орешек и подманил одну из ворон. С птицами у него отношения складывались легко. Вещуньи ещё в детстве прилетали на подоконник клевать рассыпанные для них крошки, а взамен рассказывали ему новости. Это уже потом Василиса позволила сыну во дворец ходить…

— Спасибо, только это мало чем поможет. Коли Ардан и Лютомил по дороге туда меня подстерегут — ещё полбеды, тогда я от них как-нибудь улизну. А вот на выходе куда мне деваться?

— Слыхал, Лисом тебя мамка прозывает, — советник отложил перо. — Похоже, зря. Лис — хитрый зверь. Не можешь силой, так бери умом. Нешто песни колдовские петь разучился?

— Не разучился, дядь. Словом чародейским владею, да не все его слушаются. Ардану вон всё нипочём.

— Гусельки возьми, — посоветовал Ешэ, а ворона-вещунья ухватила Лиса клювом за рукав и потянула куда-то к сундукам, стоявшим у стены.

— Открывай, — добавил дядька, — не тушуйся. Слово колдовское музыкой подкрепить надобно. Справишься — молодец будешь. Не справишься — что ж, соглашусь тогда с твоим отцом, никчёмыш ты.

Крышка обитого железом сундука была тяжёлой, Лису пришлось попыхтеть, чтобы её приподнять. А внутри — он, не сдержавшись, ахнул — лежали обещанные пятиструнные гусельки. Кленовые, лакированные. Маленькие, будто бы детские, да необычные: по резьбе видно — не простой инструмент. Таким и впрямь можно песенные чары трикрат усилить.

— Спасибо, дядь, — Лис едва не расплакался, прижимая к груди гусельки. Сколько он у отца такие выпрашивал? А в ответ получал: мол, рано, не заслужил ещё.

— На именины тебе будет, — советник потеребил чёрную тонкую косицу, спускавшуюся с макушки. — А коли до следующих доживёшь да научишься без них обходиться, приходи — вещунью подарю. Будет твоя, личная.